«И нет добра от сглазу…»
И нет добра от сглазу,
И воли тоже нет —
Последний синеглазый
Заплаканный поэт.
Я жил не по заказу
Голубил белый свет —
Последний синеглазый
Взаправдашний поэт.
Враги черней, чем галки
Средь сумрачного дня,
В их разномастной свалке
Клевать взялись меня.
И длилось окаянство,
И веял адский дым:
Мое степное пьянство
Вдруг в горле стало им.
Но я не сдамся сразу —
Живуч, как бересклет,
Последний синеглазый
Ославленный поэт.
«Я слыхом не слыхал…»
Я слыхом не слыхал
Моих врагов,
Полжизни мне они
Не представлялись.
В миру со мной
Задорно забавлялись,
Не трогая
Сердечных берегов.
От сытости ль
Они не объявлялись,
Иль от избытка ситных пирогов?
«Жили гении, безумцы…»
Жили гении, безумцы,
Время встало на попа.
Ныне в моде остроумцы,
Деловая шантрапа.
Не прольют и не проточат,
И под видом простоты
Насулят и наморочат —
И прошмыгают в кусты.
Кто бы их ни славословил,
Я признаю все равно,
Что в кустах им приготовил
Дюже знатное пятно!
«Смладу баский, в старости путевый…»
Смладу баский, в старости путевый,
Знахарям и пахарям родня,
Я себя вгоняю в гроб дубовый,
Не сожгите, граждане, меня!
Я свое отмаял и отмучил,
Темечко повинное склоня.
Если что нескладно отчебучил,
Извиняйте, граждане, меня!
Век непраздный я в охотку прожил
В затишке домашнего плетня —
Мирозданье, стало быть, скукожил —
Прокляните, граждане, меня!
Но душе взаправду надоели
Всяческие свары и ругня.
На страстной предпраздничной неделе
Посетите, граждане, меня!
Я уже собой не озорую,
Не страшусь судьбинного ремня.
И привычно в землю-мать сырую
Положите, граждане, меня!
«Я переругался с белым светом…»
Я переругался с белым светом
Хоть, как прежде,
мил он, белый свет.
Скучно быть приветливым поэтом
Да еще на склоне бражных лет.
Про себя я мало понимаю,
Только душу овевает страх,
Если сторона моя родная
Молчаливо гинет на глазах.
Разве было
в памяти возможно
Выставить кому-нибудь вину,
Что трава садовая безбожно
Высыхает прямо на корню,
Что Фетисов плес подернут ряской,
Суслики покинули и гать…
Никакою