В 1901 году в Царицыне случился большой пожар – может быть, самый страшный за всю историю города. Начался он с Волги, с деревянной барки-беляны, груженной лесом и смолою, вмиг перекинулся на другие суда, на береговые склады – и запылал город, вся Зацарицынская слобода почти полностью выгорела.
Обездоленных погорельцев своей державной милостью одарил Николай II, пожаловавший 10 000 рублей из царской казны на восстановление сгоревших улиц и застройку ближнегородских, то есть окраинных, земель.
Молодой газетный репортер, будущий замечательный русский писатель Александр Куприн рассказывал в очерке «Царицынское пожарище»: «Только по огромности опустевшей площади можно судить о небывалых размерах пожара. Сгорело все до последней соринки».
И в этот же год в жизни Царицына произошло великое событие: был заложен памятный камень на месте будущего строительства кафедрального собора Александра Невского. Теперь, спустя столетие, можно по-всякому комментировать оба события, но внутренне не выглядит ли эта история следующим образом: пожар явился великим испытанием для царицан, а закладка православного собора дана была Господом как надежда и помощь в преодолении этого испытания? Отстраивался после пожарища город, и, несмотря на нужду, горожане, в том числе и погорельцы, жертвовали на строительство храма.
К 1918 году, когда состоялось его освящение, следы страшного пожара 1901 года да еще двух, поменьше, случившихся в 1902 и 1903 годах, поросли травой забвения: Царицын размахнулся и вдоль Волги, и вширь. Эта уходящая вдаль степная ширь была отдана погорельцам на поселение. Так явилась миру Дар-Гора, обитатели которой вскоре прозвали ее солнечной, а дальние ее слободки – Яблочной, Садовой, Сосновой.
Раньше ведь, когда имена давали поселениям, в самый корень глядели, вот потому Дар-Гора такая – Садово-Яблочно-Сосновая! В общем, солнечная. В нашем доме каждое лето стекла были заклеены старыми газетами, которые мы с братом, зевая, вычитывали вдоль и поперек, а открытые настежь-насквозь балконная и входная двери едва упасали от знойной духоты. Но зато окрест росли деревья!
Мы переехали в новый восьмиквартирный дом на Дар-Горе на улице Ардатовской в 1957 году. Дом строили специально для нас и других семей сотрудников ветеринарной лаборатории: она располагалась рядом, всего в двадцати шагах. По другую сторону находился пустырь, которому вскоре предстояло превратиться в большой общий сад. Наконец-то мечта отца исполнилась: он завел на нашем участке огород, посадил яблоневые, вишневые и абрикосовые деревья, кусты малины, смородины, крыжовника. Но самой любимой была виноградная лоза. Постепенно она разрослась вдоль сада, оплела беседку и стала рожать темные терпкие гроздья: виноград оказался винным.
Воды для сада-огорода поначалу хватало: окрест