В наступившей тишине послышался тихий противный смешок. Смеялся Киврил, все еще небрежно развалившийся на лавке.
– Да ну тебя, Ренфри, – выдавил полуэльф. – Важное… событие!
– Заткнись, Киврил! Немедленно.
Киврил перестал смеяться. Немедленно. Геральт не удивился. В голосе Ренфри прозвучало нечто очень странное. Нечто такое, что ассоциировалось с красным отблеском пожара на клинках, стонами убиваемых, ржанием коней и запахом крови. Видимо, у остальных тоже возникли подобные ассоциации, потому что бледность покрыла даже загорелую харю Тавика.
– Ну, белоголовый, – прервала тишину Ренфри. – Выйдем в большую залу, присоединимся к войту, с которым ты сюда пришел. Он, верно, тоже хочет со мной потолковать.
Кальдемейн, ожидавший у стойки, увидев их, прервал тихую беседу с трактирщиком, выпрямился, скрестил руки на груди.
– Послушайте, мазель, – твердо сказал он, не тратя времени на обмен ненужными учтивостями. – Я знаю от этого вот ведьмака из Ривии, что привело вас в Блавикен. Похоже, вы в обиде на нашего колдуна.
– Возможно. Ну и что? – тихо спросила Ренфри – тоже не очень-то учтиво.
– А то, что на такие обиды есть городские или кастелянские суды. Кто у нас, на Лукоморье, собирается мстить за обиду железом, тот считается самым обыкновенным разбойником. А еще то, что либо завтра поутру вы вымететесь из Блавикена вместе со своей черной компашкой, либо я вас упрячу в яму, пре… как это называется, Геральт?
– Превентивно.
– Именно. Вы поняли, мазель?
Ренфри сунула руку в мешочек на поясе, достала сложенный в несколько раз пергамент.
– Прочтите, войт, если грамотный. И больше не называйте меня мазелью.
Кальдемейн взял пергамент, читал долго, потом молча подал Геральту.
– «Моим комесам, вассалам и свободным подданным, – прочитал ведьмак вслух. – Всех и каждого извещаю, поелику Ренфри, крейденская княжна, пребывает на нашей службе и мила нам, то гнев наш падет на голову тому, кто ей чинить припятствия вознамерится. Аудоен, король…» Слово «препятствия» пишется через «е». Но печать, похоже, подлинная.
– Потому что подлинная и есть, – сказала Ренфри, вырывая у него пергамент. – Поставил ее Аудоен, ваш милостивый государь. Потому не советую чинить мне препятствия. Независимо от того, как это пишется, последствия для вас могут быть печальными. Не удастся вам, уважаемый войт, упрятать меня в яму. И не называйте меня мазелью. Я не нарушила ни одного закона. Пока что.
– Если нарушишь хоть на пядь, – Кальдемейн выглядел так, словно собирался сплюнуть, – брошу в яму разом с твоим пергаментом. Клянусь всеми богами, мазель. Пошли, Геральт.
– А с тобой, ведьмак, – Ренфри коснулась руки Геральта, – еще пару слов.
– Не опоздай на ужин, – бросил войт через плечо. – Иначе Либуше обозлится.
– Не