Кроме того, предлагаемое определение социализма позволяет ученым выполнить важную функцию, представив в истинном свете совершающиеся сейчас в очень многих политических, социальных и культурных областях искусные попытки придать интервенционизму устойчивость к тем естественным и неизбежным последствиям, которые логически вытекают для него из экономического, социального и политического коллапса его ближайшего предшественника и интеллектуального предтечи: «реального социализма». По большей части, реальный социализм и интервенционизм представляют собой просто два проявления разной степени интенсивности одного и того же феномена институционального принуждения; они полностью разделяют одно и то же фундаментальное интеллектуальное заблуждение и его пагубные последствия[142].
Бессмысленно и бесполезно давать социализму определения, основанные на субъективных, идиллических оценках. Определения такого типа, которые господствовали первончально, никогда не исчезали полностью, а их возрождение в наше время является побочным продуктом демонтажа «реального социализма» и упорного желания многих интеллектуалов спасти хотя бы идиллическую концепцию социализма, способную сохранить некоторую привлекательность для общества. Таким образом, нередко можно снова встретить определение социализма как «социальной гармонии»[143], «гармоничного союза человека и природы» или просто «максимизации благосостояния населения»[144]. Все эти определения не имеют смысла, потому что мешают понять, намерен ли тот, кто их предлагает, оправдывать систематическое использование институционального принуждения против свободного человеческого взаимодействия. Таким образом, в каждом случае нужно будет отдельно выяснять, с чем мы имеем дело: с примитивным и откровенным оппортунизмом, с сознательным желанием укрыть институциональную агрессию за красивым фасадом или попросту со спутанностью сознания и туманными идеями.
Хотя