Разнополов сидел, придвинувшись к фонарю «летучая мышь», уставившись в засаленный обрывок районной газеты.
«B библиотеке бы над книгами корпел, а не в море ходил, другим жизнь портил нравоучениями! – Филипп прислушался к бьющим в борт волнам. – Еще один день осточертелой работы канул, пройдет неделя, дождусь получки и напишу заявление на расчет». Послушал бьющиеся волны, прилег, утопил голову в подушке и стал проваливаться в глубокую, бездонную яму, откуда выплыли Варя, словоохотливый рыжий рыбак и директор рыбзавода…
В а р я. Понимаю тебя, Филя. Раз работа – сплошная маета, уходи поскорей, найдешь поспокойней, с большим окладом и поближе к нашему Паньшино, чтоб надолго не расставаться. А пока не вступай в стычки – ты-то, знаю, человек тихий, а шкипер, как поняла из твоих писем, зверь зверем, вроде бешеного…
Д и р е к т о р. Заявление приму, но увольнять категорически отказываюсь. Вижу, что трудишься лучше всех в коллективе, а посему назначаю на место Разнополова, а его за вредность перевожу в матросы…
Р ы б а к. С таким, как нынче, уловом о премии думать не приходится, вместо премии получим кукиш в масле! Коль урежут получку, тогда хоть домой не возвращайся, чтоб жена скалкой по голове не дала! И не понять директору, что во всем виновата не погода, а Разнополов: от его злости и вредности рыба дурнеет, не желает в сети идти. Коль прогоните шкипера в шею, дело сразу улучшится, будем с перевыполнением плана, с премией…
Варя, директор с рыбаком сошлись во мнении, что благодаря способностям Лузикову Филиппу Ивановичу надо быть по меньшей мере заместителем директора. И еще что-то пожелали добавить, но наполз человек в фуфайке без пуговиц, из прорех выглядывали куски ваты. Человек заговорил скрипучим голосом Разнополова. Подмигнул выцветшим зрачком, приподнял левую бровь и злорадно изрек: «Не доросли и умом не вышли, чтоб на меня критику наводить. А матроса я утоплю, как кутенка, чтоб на мое место не зарился, а заодно директора на дно спущу! Что касается рыжего, то придушу, как куренка. Не советую поперек дороги становиться, палку в колеса ставить! Поверье есть: кто Разнополова хулит, косточки ему перемалывает, вмиг чайкой обернется! Чем языками понапрасну трепать, шли бы трюм задраивать!..»
Ответа шкипер не дождался – трое промолчали, и тогда Разнонолов вскипел не на шутку, разразился громовым криком:
– Вставай! Нашел время храпака давать!
Филипп со сна больно ударился затылком о переборку, ошалело, еще ничего не понимая, уставился на шкипера.
– Ну? Иль уговаривать надо? – с не слышанной прежде Филиппом тревожной ноткой в хриплом голосе спросил Разнополов.
Парень собрался по привычке огрызнуться, напомнить, что свою вахту отстоял, имеет право спать, кричать на себя не позволит, но произнести ничего не успел: из открытого люка в кубрик хлынула забортная вода. Словно невиданный зверь, она сделала прыжок, ударила по столику, смахнула, точно слизала, миску с