Чего у Северьяна не отнять, так это скорости реакции.
Свой способ передвижения в пространстве он называл «хождением тропами соблазна», «божественной телепортацией» и иногда «полупутем». Сцена поменялась: затемнение, квартира Арсеньевых, кухня.
– Твою мать! – вскричала героиня и выронила авоську.
– И тебе день добрый.
Взяв кухонное полотенце, Северьян неторопливо промокнул им волосы. Вика наблюдала за ним с недобрым прищуром.
– А где Север?
Вторая душа хранил таинственное молчание. Своих он не сдавал.
– Надрался и спит?
Северьян бросил полотенце обратно, открыл дверцу холодильника и созерцал полки с таким видом, будто стоял перед витриной французской буланжери.
– В «Яде»?..
Ничто не предвещало беды – Север и сам не понял, с чего вдруг в его дражайшую супругу вселился бес, но через секунду она уже колотила Северьяна по плечам и спине, а тот с хохотом уворачивался, однако теснота кухни не позволяла ему избежать побоев окончательно.
– Вик, – твердил он. – Вика!
Она не унималась, хоть и явно подустала.
– Больше никогда, никогда! – разобрал Север сквозь всхлипы, которыми сопровождалась сцена домашнего насилия. – Сволочь, ну какая сволочь!
Видимо, все еще переживала из-за угона. Пожалуй, ее можно было понять.
– Ненавижу тебя, ненави…
И если вначале Северьян поддавался и выглядел добродушно, то теперь мгновенно переменился – поймал Вику за запястья и прижал к себе так, что она почти не могла шевелиться.
– Мы договаривались не бросаться такими словами, – сказал он с жутковатой серьезностью.
– А бросаться машинами можно? – пискнула она из своего заточения, но уже без злости. Скорее жалобно.
Пока Северьян молча что-то себе прикидывал, Север мысленно умолял их обоих остановиться и не поступать с ним так хотя бы сейчас, посреди дня, когда он был к этому не готов и смотрел на них из фальшивой больничной палаты, отделенный от Константина с его «камингаутом» всего лишь тонкой клеенчатой шторкой.
Они не послушались. Как, впрочем, и всегда.
«Мне больно», – скажет он вместо «привет», когда вернется и найдет Вику в постели все еще довольной и расслабленной. «Прости», – скажет она, засыпая обратно, и даже не выругает его за то, что напился до обеда, а он выйдет на балкон, чтобы укрыть от дождя свои клумбы, и вдруг увидит нечто, не замеченное раньше – их возвращенную машину.
Так. Это моя история, и я придерживаюсь абсолютной правды: Ликачка продает ту́ловца. Она рада мне, а я ей. Ликачка выходит и обнимает меня: «Саша!» Смотрит на меня и все понимает про Сплюшку – думаю, она беспокоится о том, кому будет продавать туловца, если я вдруг самоуничтожусь или сломаюсь. Иногда жизнь настолько гротескна, что вам остается