– Если ты не заметила, я пытался, но меня эти шкафанеры схватили, не вырвешься.
– Всё я пошла. – развернулась он дёрнул меня за руку.
– А поцеловать? – что за дела? Все хватают дёргают. Я им кукла что ли? И после Тиграна… фу, блин…
– Лера, я обижусь. – черт, быстро клюнула его в губы.
– Не так. – целует.
Раньше не замечала, что у него такой слюнявый, язык, как слизняк.
Блин чуть не стошнило. Он заметил, что со мной что-то не так.
– Что? Этот богатенький Ричи лучше целуется?
– Нет, – да, на много, – просто я вспомнила его и… Всё пока. – повернулась. На бегу достала ключ, домофон пиликает, и я спасаюсь подъезде.
Наверх, на второй этаж. На площадке, между вторым и первым стоит мой сосед. Вместе со своей друзьями алкоголиками, пьяный в дрибадан.
– О, соседушка моя. – он затягивается, и делать глоток из пластиковой бутылки, но там явно не вода. Опять спирт хлещут.
Тебя мне для полного счастья не хватало!
Я не обращаю внимания продолжаю подниматься.
– Слышь, Лерка, дай сотку. Выпить охота.
– Так ты и так пьёшь.
– Да что это нам, с пацанами, ни в одном глазу. – охотно верю, от этой бадяги ослепнуть можно.
– Отвали.
– Слышь, ты, лимита поганая. Живёшь в моём городе, дышишь моим воздухом. Ты по жизни мне обязана! Моя семья здесь со времён царя живёт. Гони сотку, стерва!
– Ни хера я тебе не дам! Нужны деньги? Иди работай, а не сиди на мамкиной пенсии.
– Вот коза! – послышалось мне в вдогонку.
В квартире меня встречает мама этого алкоголика.
– Что там Толик? – она вытирает руки об полотенце на поясе.
– Пьёт. – по её морщинистой щеке катится слеза.
Мне жаль её, Ольга Андреевна прекрасная женщина, с доброй душой, но с сыном ей не повезло. Гнать бы его взашей, может и стал бы человеком, когда нужно будет что-то кушать, где-то спать, придётся работать. Но жалость губит таких как он.
– Ой, Лерочка! Ты же с работы, голодная наверное?
– Да, нет. – живот не вовремя заурчал, с кухни раздавались умопомрачительные запахи.
– Пойдём, пойдём, не стесняйся. Я борщ приготовила, целую кастрюлю. А Толик пьёт. Он, когда пьет не ест.
Сдаюсь, есть правда хочется.
За столом, подтягиваю одну ногу, ставлю на стул. Знаю, привычка дурная, но это само собой выходит.
Димка говорит, что у меня повадки пацанки и одеваюсь я, как подросток. Но мне так удобно. И для кого наряжаться? Для Димки? Он и так меня достал, хочет перевести наши отношения в горизонтальную плоскость, а я брыкаюсь. Не вижу в нём парня. Он для меня так и остался другом.
– Кушай, Лерочка. – Ольга хлопочет, наливает тарелку супа, кладет сметану. Из мякиша делал колобок и отправляю в рот.
Она садится рядом со мной.
– Вкусно?
– Да, очень. – отправляю ложку за ложкой.
– Толик так не ест. Его то с похмелья тошнит, то он пьяный. А я так люблю кого-то кормить. – Ольга всю жизнь проработала в столовой,