Я пришел на работу в свой второй выходной. Как я обещал Исаеву, надо было походить с рациями, посмотреть, как работают. Интересно было всем, ну, и мне тоже.
Территория нашего предприятия была относительно невелика, честно говоря, необходимость в базовой станции была призрачна. Но ведь я, как уже писал ранее, делал радиоточку для себя, а обеспечить всю нашу охрану связью я планировал совсем другими аппаратами.
Я посадил за свою базовую станцию Михаила, объяснил, как ею пользоваться, сам пошел по территории.
Я бродил по огромной площади всего завода, выходил далеко за ее пределы в город (забрел даже в лес с вожделенными гостеприимными кустами) – везде связь была устойчивой.
Ну что же, своими прогулками я был вполне доволен. Мне было с чем идти к начальнику.
* * *
К следующему моему дежурству, Лешка сдержал свое слово, да я и не сомневался в этом. С Тонечкой Воробьевой он поговорил. Это выразилось в ее звонке ко мне в мониторку. Звонок огорошил меня неожиданностью и короткостью.
Был очень поздний вечер. Болтать по рации надоело, я тупо сидел перед мониторами и занимался своим любимым делом: представлял в горах алюминиевой стружки всякие разнообразные (в основном хулиганские) фигуры.
Когда в одной из куч металла ясно вырисовалась морда пустобреха Мишки с высунутым неестественных размеров языком и в шляпе Постнова, раздался телефонный звонок. Я протянул к трубке руку. По какой-то привычке (не помню по какой), я всегда выдерживал паузу, давая собеседнику обозначиться первым. Наверное, это давало мне преимущество. Я успевал придумать, как и о чем начинать разговор. Но в этот раз мой телефонный собеседник никак не обозначался. Алюминиевый Мишка насторожился. На том конце телефонной линии, довольно заметно кто-то сопел. Алюминиевый Мишка узнал собеседника (вернее собеседницу) первым и весело подмигнул мне алюминиевым же глазом.
– Приходи! – коротко отрезала Тонечка Воробьева и повесила трубку.
Я задумался. Столь грандиозная неопределенность в словах Тонечки Воробьевой предполагала только одно направление: я прощен. Больше никакого смысла ее звонок не нес.
Мне была нужна помощь. Я внимательно всмотрелся в экран монитора. Алюминиевый кабыздох Мишка меня не интересовал. В другой куче металла я изо всех сил своего необузданного воображения выкристаллизовывал Философа Ницше. Философ никак не выкристаллизовывался (лезла лукавая рожа уже привычного Мишки). Усилием воли я настойчиво вызывал дух Ницше. Наконец начались прорисовываться знакомые черты старика. Философ прорисовался еле узнаваемым, гротескным, с одним усом (на второй, вероятно, не хватило алюминия).
Я зафиксировал в своем воображении эту карикатуру, вздохнул и голосом медиума возгласил: «Приветствую тебя, о великий дух