Путь манифестантов оказался не коротким и витиеватым. Полумиллионная людская масса могла уже не считаться ни с каким порядком, но никому и в голову не приходило его нарушать, бравируя рекордной для московских улиц численностью. По широким магистралям шли все вместе, соблюдая первоначальное построение по колоннам: партийным, корпоративным, территориальным. Растянулись на добрый километр. Но к Новому Арбату пришлось выходит ручейками, по разным переулкам. Конечно, каждому хотелось пройти по Борисоглебскому и выразить собственное соболезнование литовскому представительству, однако тогда бы последние рисковали не успеть не только к началу митинга, но и к его концу.
Ланскому удалось попасть в заветный поток. Его поразили наглухо зашторенные окна дипломатического учреждения и отсутствие какой бы то ни было реакции балтийских соседей на тёплые проявления дружественных чувств к их не вполне ещё самостоятельному государству. Писательская интуиция предсказывала недобрые отношения в будущем.
Зато пациентки родильного дома имени Грауэрмана облепили все подоконники. Им не разрешалось открывать даже форточки, поэтому приветствовать молодых мам пришлось громким и дружным скандированием. В головной части многотысячного серпантина мгновенно сочинили экспромт, и всем остальным не оставалось ничего иного как подхватить его. «Не ро-жай-те ком-му-нис-тов!» – голосил Алик вместе со всеми в сторону здания, откуда три с половиной десятка лет назад и его выносили в такой же взбудораженный свежими политическими событиями мир.
Наконец добрались до Манежной площади. Заняли её всю: от гостиницы «Москва», где установили трибуну, до входа в Центральный выставочный зал. Теперь даже трудно себе представить, какой огромной и красивой, спланированной с истинно европейским размахом была эта главная площадь недолгой российской демократии, пока дорвавшийся до власти «эстет» с профилем и повадками основоположника фашизма не надругался над ней и не превратил её в жалкое посмешище в отместку за приверженность чуждым ему идеалам.
Здесь Александр во второй раз столкнулся с той девушкой, которая по-особому улыбнулась ему в самом начале пути.
Митинг подходил к концу, выступали уже незапланированные ораторы. Их мало кто слушал: народ расходился, не соблюдая больше никаких колонн. Лопата Ланскому изрядно поднадоела, да и таскать её несколько часов на вытянутой руке оказалось не таким уж лёгким занятием. Но куда девать? Выбросить – грех. Снять ватман, скатать, а дворницкое орудие воткнуть в сугроб в Александровском садике? Но как сделать это незаметно?
Пока