Взгляд на жизнь с другой стороны. Дан Борисов

было три пруда с карасями: Гостеевский, Шахтерский и Барский. Гостеевский самый уютный лесной прудик, там можно было купаться и, естественно, кроме удочки можно было применить бредень. Собственно удочку там и забросить было почти не возможно – мешали кусты и деревья. Мы купались до посинения и пролезали с бреднем все камыши, но улов здесь был небольшой и караси маленькие, соответственно с размером пруда. Самые большие караси и почему-то белые были на шахтерском пруду и только на бредень. С удочкой лучше всего было посидеть на старом Барском пруду, между вековыми ивами. Там и утвердился наш основной рыбный промысел, но не на удочку, конечно. Глушить рыбу мы тоже пробовали, слава богу, было чем: от карбидных бомбочек до самодельных толовых шашек. Это было весело, но отдача незначительная. Гораздо добычливее было ставить верши. С одного верша брали этих карасей сотнями, но у меня до сих пор вызывает дрожь ощущение сильно заиленного дна со всякой режущей дрянью. За сорок с небольшим лет Советской власти дно барского пруда настолько загадилось, что входить туда можно было только в ботинках.

      Рыбу бабушка жарила до хруста и заливала яйцами со сметаной – ну очень вкусно! Грибы и рыба были отнюдь не баловством. Люди тогда жили не голодно, но достаточно скромно. Картошка и прочие овощи были у нас свои. Своими были куры, яйца и соленое сало. Маленькие поросята бывали очень забавны, но перед тем, как стать салом, сначала становились угрюмыми зверями с дурным характером.

      Помню клевачего петуха. Мы к нему привыкли, и он то ли считал нас своими, то ли боялся получить пинка или палки, но всё было спокойно, пока не появлялся дядя Саша. Заезжал он редко, но петух его как ждал. Он разбегался от сарая, взлетал и норовил едва вошедшего в калитку дядю клюнуть прямо в лоб. За что и поплатился – отрубили ему голову.

      Он воевал еще минут пять и без всякой головы, пока не успокоился, уткнувшись в угол забора.

      Дед, приходя с работы, приносил в своей сумке хлеб, дешевые сардельки и мясные субпродукты, особенно мне запомнились коровьи сердца. В третьем или четвертом классе после каникул у нас спросили в школе, что мы ели летом. Я ответил – сердца коровьи.

      Сливочное масло нам приносили ворованное с молокозавода за полцены. Приходил один и тот же мрачный мужик, шептался с бабушкойв сенях, отдавал масло в буквальном смысле из-под полы, получал свои деньги и просветленный уходил. На наш прокорм родители оставляли какие-то деньги, но деду с бабушкой, всё равно, при их совместной пенсии в 48 рублей и дедовых 40 на полставки дворника приходилось серьёзно экономить. При этом всё же соседи, я знаю, жарили всё на комбижире, это даже не маргарин, а какое-то сырьё для изготовления хозяйственного мыла. У нас же никогда не пользовали даже маргарин.

      Для масла и молока в колодце висело специальное ведро. Холодильника не было, зато был телевизор, привезенный из Москвы. Днем мы смотрели бесконечный венгерский детский сериал «Капитан Тенкеш». Это конечно, не Три мушкетера, но желание стражаться деревянными