Впрочем, помню два ярких случая, когда из детсада меня забирал отец. Он в жесткой шинели, на руках меня держать не просто, а в трамвае много народу. Он меня пристраивает где-то рядом с кассой, сам начинает искать деньги для оплаты, достал сначала пятерку, лезет в карман за более мелкими (билет тогда стоил тридцать копеек), пятирублевая бумажка в руке ему мешает и он дает её подержать мне. Я, очень гордый тем, что мне доверили такое важное дело, как оплата проезда, моментально бросаю бумажку в кассу. Не только у отца, но и у всех окружающих случился шок. Пять рублей тогда были большие деньги. Помогать доставать бумажку начали все, кто мог, один доброволец собирал мелочь на всякий случай, что было безнадежно – ехать нам всего три остановки. По-моему, бумажку всё-таки достали.
Второй раз мы пошли с отцом в парикмахерскую. Всю жизнь не люблю парикмахерские: сначала сидишь, ждешь и маешься, потом стригут неприятно и иногда больно, а после всего этого противно колется за шиворотом. Но в тот раз я всё перенес стоически, отец был мной доволен. Веселые мы с ним пришли домой, и тут случилось самое большое несчастье в моей детской жизни. Мать, встретившая нас уже в комнате, всплеснула руками и сказала:
– Чей это мальчик? Это не наш мальчик!
– Это же я, мама, только я постригся!
– Нет, это не наш мальчик.
Я понимал, что это шутка, но со второго раза промолчал и насупился. А когда эта фраза в разных вариантах была повторена еще и еще раз, я начал плакать. Родители засмеялись и сообщили, что уже признали меня, но мне стало еще обидней, и я разревелся уже в полную силу. Я просто впал в истерику, меня не могли остановить несколько часов. Я так и заснул, отвернувшись к стенке, все тише и тише всхлипывая.
Самое веселое путешествие с отцом было тогда в Сандуновские бани. До них было пять минут пешком от нашего дома, можно было бы ходить каждый выходной, особенно учитывая то обстоятельство, что у нас не было ванной. Но, как я уже говорил, отец в ту пору часто бывал в разъездах, а мать (тогда многие матери водили маленьких мальчиков с собой в женское отделение) в баню меня не водила и, наверное, правильно делала. Обычно меня мыли на кухне в жестяном корыте.
С отцом мы ходили в высший разряд. Касса была в левом углу у входа, под чугунной лестницей с бронзовыми светильниками в виде коричневых женщин в накидках. На втором этаже, в раздевалке даже взрослого человека поражала высота потолков, богатство резных деревянных колонн и длиннейших диванов, я же, как будто попадал в сказочный лес. Мыльное отделение, выдержанное в белом мраморе не поражало моего воображения, за исключением разве что ванн, расположенных на возвышении и подсвеченных большими окнами. К парилке я был равнодушен, но вот бассейн… мраморные колонны и скульптуры только дополняли общую радость процесса.
Уже одетыми мы заходили в буфет, где отец брал себе бутылку пива, а мне стакан клюквенного морса или газировки. Однажды я глотнул пива у него из стакана и сразу же выплюнул. Хуже ощущение было, только когда из