Мисс Гладстон притихла, но надо отдать ей должное, в обморок не упала, с воплями вон из комнаты не бросилась и воздержалась от того, чтобы извергнуть содержимое желудка на ковер. Приятное разнообразие по сравнению с тем, как его обычно принимали.
– Как это случилось? – спросила Эмма.
– Война. Следующий вопрос?
Помолчав с минуту, она тихо сказала:
– Прошу вас, просто отдайте мне деньги.
Он протянул ей руку с деньгами. Она тоже протянула руку, чтобы взять деньги.
Эш сомкнул ладонь, зажав монеты.
– Но сначала отдайте мне платье.
– Что?
– Если я оплачиваю ваш труд, то хочу получить платье, – это справедливо.
– Зачем оно вам?
Он пожал плечами:
– Я пока не решил. Могу пожертвовать его приюту для отставных танцовщиц, бросить в Темзу, чтобы порадовать угрей, повесить над дверью парадного, чтобы отгонять злых духов, – вариантов много!
– Я… Ваша светлость, я могу распорядиться, чтобы его доставили вам завтра, но деньги мне необходимы сегодня.
Он прищелкнул языком.
– Это уже будет заем, мисс Гладстон. А я не занимаюсь денежными ссудами.
– Так вы хотите получить платье прямо сейчас?
– Только если вы желаете прямо сейчас получить деньги!
Она сверлила его взглядом своих темных глаз, явно ужасаясь низости его натуры. Но он только пожал плечами. Да, он виновен – по всем пунктам обвинения. Чертовски огорчительно остаться изуродованным на поле боя лишь по прихоти злого случая. Некого винить – некому и мстить. Лишь тлеющая в душе горечь, из-за которой его всегда подмывало отыграться на том, кто подвернется под руку. О нет, он не был жесток – разве что человек действительно и несомненно заслуживал наказания. Обычно Эшбери ограничивался тем, что получал извращенное удовольствие от собственных издевок.
Если уж ему суждено выглядеть чудовищем, так почему бы не сыграть соответствующую роль?
К сожалению, эта модистка не желала изображать дрожащую мышь. Ну просто ни малейшего замешательства, что бы он ни сказал! И если девица до сих пор не сбежала от ужаса, то, вероятно, уже не сбежит.
К счастью для нее.
Эшбери был уже готов вручить ей деньги и попрощаться – и с ней, и с платьем – самым любезным образом, да только не успел, потому что она решительно выдохнула:
– Хорошо.
Ее пальцы нащупали боковую застежку. Она начала расстегивать крючки, спрятанные в боковом шве лифа. Один за другим. Расстегнутый лиф уже не так туго сдавливал грудь, и она обрела естественную полноту. Рукав упал с плеча, прикрытого тончайшей тканью сорочки. Темная прядь выбилась из прически, щекоча ключицу.
Господи боже мой!
– Прекратите.
Замерев, она подняла голову.
– Прекратить?
Герцог