Кенджи останавливается.
– Подожди, а что он сказал об Уорнере?
Я дергаю плечом – все еще раздраженная.
– Касл считает, что Уорнер мне многого не рассказывает. Не то чтобы скрывает, но ведь я о нем почти ничего не знаю. Я говорю: «Если вы знаете об Уорнере больше моего, расскажите!» А Касл: «Нет, бла-бла-бла, мистер Уорнер должен сказать вам лично». Короче, по его мнению, странно, что я почти ничего не знаю о прошлом Уорнера. Но это же неправда, – я поворачиваюсь к Кенджи. – Я много чего знаю о его прошлом.
– Например?
– Например, вот хотя бы о его матери.
Кенджи усмехается:
– Ни черта ты о его матери не знаешь.
– Еще как знаю!
– Да ради бога, Джей. Ты даже не знаешь, как ее звали.
Осекшись, я напрягаю память – такое Уорнер наверняка мне говорил, и…
И ничего.
Пристыженно гляжу на Кенджи.
– Ее звали Лейла, – нехотя роняет он. – Лейла Уорнер. Я знаю это только потому, что Касл вел собственное расследование, и у нас в «Омеге пойнт» была информация на всех, кто нас интересовал. Правда, я не знал, что сверхспособности Лейлы довели ее до болезни… Андерсон тогда много сил потратил, чтобы замолчать эту историю.
– Ого, – только и говорю я.
– То есть ты решила, что Касл ведет себя странно, когда он совершенно справедливо указал на то, что ты ничего не знаешь о своем бойфренде?
– Не будь злым, – тихо прошу я. – Кое-что я знаю.
Но я действительно знала очень мало.
Касл невольно наступил мне на больную мозоль – я бы покривила душой, сказав, что не интересуюсь, как Уорнер жил до меня. Я часто думаю о том дне – том ужасном дне – в прелестном голубом домике в Сикаморе, когда Андерсон выстрелил мне в грудь.
Мы были вдвоем – я и он.
Я не передала Уорнеру, что его отец сказал мне в тот день, но до сих пор не могу забыть его слова. Я убеждала себя, что Андерсон блефовал в надежде отвлечь меня и ослабить защитную силу, но сколько бы раз я ни анализировала тот проклятый разговор, меня не оставляло ощущение, что это могло быть сказано не ради эффекта. А вдруг это правда?
Я так и вижу улыбку на лице Андерсона. Я отчетливо помню музыкальные модуляции в его голосе – его забавляли мои страдания.
А он говорил тебе, сколько солдат хотело встать во главе Сорок пятого сектора, сколько прекрасных кандидатов у нас было? И среди них единственный восемнадцатилетний щенок!
Он рассказал, на что был вынужден согласиться, чтобы доказать – он достоин быть командиром?
Сердце тяжело стучит в груди. Я закрываю глаза. Легкие сжимаются в тугие узелки.
Он тебе говорил, что́ я заставил его сделать ради этого поста?
Нет.
Подозреваю, ему не очень хочется об этом рассказывать! Готов держать пари, он ненавидит вспоминать эту страницу своего прошлого!
Да, ненавидит.
А я ни разу не спрашивала. И наверное, никогда не захочу этого знать.
Не