– Слышь, ты чего такой смурной? – жуя, обратился мужчина к попутчику.
Тот поднял голову и с видом только что проснувшегося человека смотрел на хлебающего пиво.
– Ты – домой или еще куда?
– Домой, – хрипло отозвался попутчик.
Его руки были крепко сжаты в замке, черные армейские полуботинки прочно стояли на трясущемся по рельсам полу. Темные глаза безучастно смотрели на пухлого мужчину, передвигающего челюстями, смакующими божественный дар.
– Лёня, – гаркнул пьющий, протягивая жирную руку.
– Дима, – ответил попутчик, нехотя пожимая широкую ладонь.
– Оч-чень приятно познакомиться, – самодовольно улыбнувшись, проговорил мужчина, возвращаясь к еде.
Дмитрий отвернул голову к окну и увидел мчащиеся за плечо размазанные деревья, кусты, травы. Уже больше шести лет он не был в родных краях, где его всё ещё ждала старушка-мать и красавица-сестра. Семья, конечно же, не знала, что в скором времени он переступит порог их древнего домика, покосившегося от жизни и сильного ветра. Он никому не написал ни строчки, никому не позвонил ни на минуту. Нравилось ему появляться неожиданно, с маленькими сюрпризами в сумке, с длинными рассказами о местах, где ему приходилось побывать, о людях, что попадались на его трудном пути, об услышанных небылицах и былях. Мама будет рассеянно улыбаться и спешно ставить разогревать вчерашние пироги, которые не доели с именин тёти Любы или тёть Кати. Её повседневное домашнее платье давно выцвело, но она так сильно любит его, что ни за какие коврижки не выбросит и не подарит ему вторую жизнь в виде половой тряпки. Это платье было куплено еще в другой стране, еще в другом веке, когда отец, сгорбленный под тяжестью фетровой кепки старик, умирал на операционном столе под тщательным бдением криворуких хирургов. А в доме всё так же тепло и уютно, всё так же висит ковер на стене, что маленький Дима по ночам изучал глазами, всё так же белая печка занимает половину дома, выдавая каждый день свежий хлеб. На потолке, наверное, до сих пор блестит хрустальная люстра, шепчущая ночью о своей старости подружке-пыли. По углам прячутся робкие паучки со своими крохотными семьями, развесившими прозрачные домики. Высокие лакированные шкафы, выстроенные в ряд, ежедневно хранят чуткий сон хозяйки дома, а когда её нет, они яро защищают всё её небогатое имущество. Пуховая кровать с тремя подушками, вышитыми сухими руками, сплетенным разноцветным покрывалом, с неуклюжей игрушкой-зайцем. Этого недорослика смастерила сестра в пятом классе, вдохновившись рукоделиями деревенской учительницы. Мать до сих пор смотрит на него каждый вечер и улыбается серому ушастому. Правда, он всегда молчит и даже не желает выпрямлять свою косую линию рта. Единственный, кто красноречиво болтает с женщиной, – это черный прямоугольный ящик, присланный четыре года назад на одну из премий сына. Пусть она и включает его, чтобы подпеть старой артистке, ушедшей со сцены триллиарды лет назад, или поплакать над очередной прекрасной историей, мама часто смотрит в пыльное жерло и думает о ребенке, так далеко забредшем от неё.
Поезд стучал и дребезжал. Пейзаж темнел, но почти не изменялся. Хорошо наконец оказаться в родных полях, однотипных, девственно зеленых, вечно тянущихся из дали в даль. Бутылка пусто отзвенела. Мужчина, пыхтя, как чайник, поднялся и поплелся из купе. Дмитрий выдохнул. Плечи в темно-синей футболке опустились.
Соседняя дорога рельс, вышедшая из-за густого леса и сближающаяся с их путем, рябила и сливалась в сплошную полосатую линию. С края падала серая щебенка, наваленная ленивыми работниками железной дороги. Всё теперь в жизни происходило лениво, и в этом не были виноваты бедняги, перекрывающие пути бело-красными шлагбаумами. Люди стали ленивы, их натура обленилась. И не за чем больше тратить недели, чтобы прочитать книгу, ведь есть чудесное изобретение Нипкова, которое запечатлеет двухчасовое подобие книжного романа. Не за чем выкидывать деньги на пискливые гитары и громадные рояли, потому что у каждого в квартире во главу угла поставлена белая компьютерная машина, что не только проиграет тебе музыку, но и самостоятельно создаст новую. И не за чем писать от руки длинные, радостные, вдохновенные письма, долго следующие по почтовым путям, иногда теряющиеся где-то и всплывающие в мелких речушках, нужны лишь два больших пальца и сенсорный экран, нагло подсказывающий следующее слово. И нет времени остаться наедине с собой: тебя будто бы постоянно окружают друзья, любимые, дорогие люди, которым спешишь отправить сообщение с последними новостями, что они пробегают глазами. Лень двинула прогресс вперед, и эта же лень уничтожит всё прекрасное. Правда, есть и те, кто, кажется, абсолютно не подвержен этой «ленивой болезни», но они притворяются, искусно играют на публику.