– Вы не знаете! – кипел мистер Перелло, и его лицо было в нескольких дюймах от моего. Черная повязка закрывала левый глаз. – Вы, придурки, думаете, что все поняли. Но ни хрена не знаете.
– Ну же, мистер П., – начал Хоакин. – Успокойтесь…
– Нехрен меня успокаивать! Я научу вас уважению. Вы не знаете то, что я знаю.
– Вы правы, – отозвался я. – Мы не знаем.
Слюна попала мне на челюсть, когда его голова повернулась ко мне.
– Закрой рот! – закричал он. – Нехрен мне поддакивать!
– Я бы никогда не стал, сэр.
– Я видел всякое дерьмо.
– Да, – подтвердил я. – Мы даже представить не можем, что вы видели.
– Я заслужил уважение, черт возьми, – сказал мистер П., устав бороться. – Я заработал его там, в той проклятой пустыне, которую тебе никогда не придется увидеть.
– Так и есть. И мы благодарны вам за это.
Мистер Перелло прекратил вырываться, и дежурная медсестра подскочила к нему со шприцем.
– Ну вот, мистер П., – сказал Хоакин, укладывая его на кровать. – Теперь вы вздремнете, а когда проснетесь, почувствуете себя намного лучше.
Мистер Перелло обмяк, и мы отпустили его.
– Вы в порядке, босс? – спросил Хоакин.
– В порядке. – Алонзо вытер с губ струйку крови. – Просто уже старею.
Хоакин хлопнул меня по плечу, когда мы выходили из комнаты.
– Ну ты даешь, новобранец. Я уж думал, ты вообще молчун, но ты догадался, что сказать мистеру П.
Я пожал плечами.
– Я сказал ему правду.
Алонзо кивнул.
– Верно. Ты молодец, Джим. Действительно молодец.
– Спасибо.
Остаток дня я лелеял это «действительно молодец» и хлопок по плечу от Хоакина. Судьба скрывала от меня Тею, а хлопоты не давали думать о чем-то еще. Работа спорилась.
Позже днем я взял швабру и ведро и вошел в комнату отдыха, как раз после того, как Рита увела оттуда Тею. Та улыбалась.
«Потому что она вполне счастлива. Продолжай делать свою работу. Так же, как с мистером Перелло».
Напевая «Sweet Child O’Mine», я пошел убирать со стола Теи. Рита оставила там маркеры и несколько листов бумаги. Я собрал их, чтобы отнести на место.
И замер на полпути.
Я уже видел рисунки Теи, но на самом деле не присматривался. А вот сейчас посмотрел.
Цепочка слов, о которой я спрашивал Риту, была одной из сотен. Тысяч. Весь рисунок пирамиды под египетским солнцем состоял из них. Убористый почерк, такой же аккуратный, как машинный. Каждая деталь рисунка состояла из слов, раскрашенных маркерами.
«Все из цепочек? Невероятно».
Я схватил стопку рисунков с полки Теи. Первый представлял собой еще одну пирамиду в египетской пустыне. И следующий. И следующий. Вся стопка состояла из сюжетов Древнего Египта, некоторые с Клеопатрой в сине-золотом головном уборе и с золотыми браслетами на руках. Некоторые