стало вдруг необходимо
Просто сердцем прикоснуться
к этим самым чудесам.
Да, Волшебник был Поэтом,
настоящим, без сомненья.
Ни одним фальшивым звуком
не тревожил слух людской.
Это всё-таки от Бога —
и талант, и вдохновенье,
И душевная тревога, —
ведь на этом Свете белом
Он единственный Такой!
«Как разорванные бусы…»
Как разорванные бусы
годы сыпятся сквозь пальцы,
Дни слезинками пятнают
под ногами пыльный пол.
Лишь вчера под бой курантов
с поздравлений начинался,
Не успели оглянуться —
год уже почти прошёл.
И несёт безумный танец
всё быстрее и быстрее,
И летишь – всё будет завтра,
и удача, и друзья.
Только в этой пляске жизни
все стремительно стареют.
И глядит из зазеркалья
кто-то близкий, но не я.
Он, наверное, мудрее,
только грустный почему-то.
Не такой, каким привык я
с детства думать о себе.
Он, как будто бы из завтра,
оглянулся на минуту.
И ведь знает, но не скажет
ни словечка о судьбе.
«Выпью горькое лекарство…»
Выпью горькое лекарство
От хронической тоски.
Не поможет, лишь умножит
отражений огоньки,
Что дрожат хрустальным бликом
в сердце хлебного вина,
Что глаза слезой туманят,
хоть пригубишь, хоть до дна…
Нет разгула, нет веселья,
нет услады молодцу.
Только борозды сомненья
чертят лапой по лицу.
Только память в сердце жалит,
не прогнать, не утопить!
Шепчет подлая, а может…
Может быть… Не может быть…
«Словно плачет домовой …»
Словно плачет домовой —
Воет в шахте лифтовой
Ветер…
Одиночеством храним,
горемычен, нелюдим
он на свете.
Горько плачет в темноте,
безутешно,
Над собой иль надо мной,
грешным.
То затихнет, то опять
стонет.
И души моей струну
лапкой тронет.
Она дрогнет в унисон,
и довольно…
Только что же сердцу
так больно?
«Как клапан на душе – стихи…»
Как клапан на душе – стихи,
Чтоб жизнью крышу не сносило,
Стихов живительная сила
Давленье сбросит. От трухи
Разбитых грёз избавит чувства.
Волшебным образом искусство
Снижает градус наших дум
И успокаивает ум!
«Я привык уезжать…»
Я привык уезжать,
я сроднился