– Весь женский контингент лично я подразделяю на несколько категорий, – пыталась Марта его растормошить. – Первая – бледнотелые мамаши с безобидным целлюлитом. Вон как те, с двумя пупсиками… у самой воды, видишь?.. Вторая – нимфетки, которые хорошо понимают, что это значит. Третья – надувной мяч, к которому кто-то приделал ноги и между ног прилепил пучок соломы. Ну а четвертая – это, конечно, Эммы Бовари… Хорошенькие, томные провинциалочки. Мужья заставляют их перекрашиваться в блондинок. По-моему, они самые интересные. Если б я была мужчиной… Постой, сейчас я покажу тебе один роскошный экземпляр. Только что бродила тут одна… – Марта вскочила на колени, насадила на обмазанный кремом нос зеркальные очки и стала озираться по сторонам. – Да куда ж она подевалась?.. Ты не согласен со мной? Что ты молчишь? Какой тип ты бы выбрал? Но только честно…
– Если закрываю глаза – Эмму Бовари, – ответил он, морща лицо от ослепительного солнца. – А если смотреть на мир реальных вещей – тебя, Марта, кого же еще? Но если честно, то… боже мой, как все – нимфеток, наверное.
По лицу Марты прометнулась едва заметная тень.
– За откровенность – спасибо. Но ты прав. Я тоже предпочитаю нимфеток. Как и большинство женщин, кстати… – Ей явно хотелось чем-то удивить.
– Большинство женщин предпочитают нимфеток? Да неужто?
– А ты не знал?
Он тоже насадил на глаза черные очки и тоже стал всматриваться в пляжную суматоху, словно намереваясь что-то в последний раз сверить, прежде чем дать окончательный ответ.
Немного в стороне несколько немолодых уже подзагоревших мужчин с животами перебрасывалась детским мячом, и делали это настолько неуклюже, проваливаясь на рыхлом песке, что невольно приковывали к себе взгляды. Трое мальчиков, в чем мать родила, от загара матово-кремовые, на корточках сидели в пене прибоя и сооружали запруду. А за ними горстка разноликой детворы, мал мала меньше, обступив загорелого дочерна старика с корявыми, сухими ногами, наблюдала за тем, как он возводит из мокрого песка готический собор с подъемным мостом, арочными воротами и стрельчатыми окнами. Различить в конструкции удавалось даже лепнину на фасадах.
От скопления людских тел – бурых, коричневых, копчено-малиновых и просто белесых, цвета сметаны – пляж шевелился. И время от времени, когда в перспективе, над удаляющимися голыми телами не оказывалось стоящих во весь рост, казалось, что он кишит какими-то странными, непонятно зачем расплодившимися существами. Ни на песке, ни в воде, лениво вспенивавшейся у кромки берега и постепенно, по мере отдаления от берега, приобретавшей действительно лазурный цвет, было не протолкнуться.
– Тебе не кажется, что скопление голых тел… что в этом есть какая-то предначертанность, что-то обреченное? – выдал Петр. – Смотришь на людей – вроде