пей глазами даль и синь.
То-то золота в окрестье –
всё твоё и задарма.
С днём таким так мягко вместе,
за горой ещё зима.
А под тою под горою
в тёплом духе молока
важно движутся коровы,
тихие, как облака.
Вдруг махнёт пастух кому-то,
крикнет – эхо от реки…
Что же ты надел хомут-то
из унынья да тоски?
Иль отсохли руки-ноги?
Иль не крикнешь: «Ого-го-го!»?
Выдыхай-ка, брат, тревоги.
Пей покой, как молоко…
«Огни лампадками горят…»
Огни лампадками горят.
Луна лежит на листьях сада.
А звёзды вправду говорят,
что их увидеть сердцем надо.
И тишь густая не спешит
возликовать росой лиловой.
Лишь в травах скошенных шуршит
тобой не найденное слово…
«Проснусь так поздно – в девять…»
«Не спи, не спи, художник…»
Проснусь так поздно – в девять.
Свершён ночи распад…
И что теперь поделать,
коль ты его проспал:
предзорья синь густую,
бессилье тяжких туч,
когда их тень литую
раскалывает луч.
Как ждал ты первый дождик!
Но он уж позади.
«Не спи, не спи, художник…»!
Будильник заводи…
Трудовая книжка
Вот, «подсел» на пенсию…
Можно жить – «совой».
Царствие небесное
Книжке трудовой!
Фабрика офсетная…
«Ленинец» младой…
Школа неприметная…
Химзавод седой…
Армии сиянье! –
в лапушках пурги…
В Тихом окияне
мыл я сапоги!..
А потом – газетные,
гонные года.
Тоже неприметные
книжки иногда…
Вот издал уж дюжину.
Долю не корю:
говорят, что нужную
миссию творю.
Но, вздыхая, истиной
поделюсь я с вами:
лучше всех наизданных –
Книжка трудовая!..
«Февраль то трещит, то клубится…»
Февраль
то трещит,
то клубится…
И время – на койке дремать
да ждать,
что сначала приснится,
а там и заявится
март.
Каким он придёт?
А не знаю.
Не знаю,
и вся недолга.
А знает сторонка лесная,
где скоро
осядут снега.
Где тихо
теплынь задымится
среди увлажнённых ветвей,
к которым в тоске
уж стремится
с чужбины лететь соловей…
«Звёзды заре сдаются…»
Звёзды заре сдаются.
Месяц, бледнея, замер.
Птицы в оконце льются
детскими