Больше всего в этот вечер досталось Хелен. Она стояла перед хозяином с красными глазами и распухшим носом. А тому все было не так: суп пересоленный, мясо подгорело, суфле недостаточно пышное. Даже пиво и то оказалось горьким.
– Привет, вы уже обедали? – спросил Олег.
– Было бы что обедать! А пошли, друг мой, в кабачок, пиво попьем с колбасками?
Хелен тихо зарыдала. Наверное, она немного понимала русский язык.
Олег уже хотел было согласиться, но я дернула его за рукав. Густав к нашему приходу и так с трудом ворочал языком. Перед ним стояла початая бутылка виски, вторая по счету с сегодняшнего утра. Его, конечно, понять было можно, но, по мне, даже в горе надо знать меру. На Ирину больно было смотреть. Она сильно переживала за мужа.
– Густав, – взмолилась она. – Ну какое пиво? Зачем оно тебе? Ты уже достаточно выпил.
– Хочу! Все равно дома есть нечего!
– Ну как же так? Хелен приготовила прекрасный ужин.
– Она уже приготовила прекрасный обед. Ха-ха-ха! Свиньи его есть не будут. На ужин капуста тушеная. Слышу, воняет из кухни, – Густав брезгливо сморщил нос. – Олег ты будешь есть капусту?
Тот неожиданно ответил:
– Буду! Не поверишь, мечтал съесть тушеной капусты с сосисками. В чем, в чем, а в сосисках немцы знают толк.
– Согласен. Сосиски испортить трудно, если они изначально куплены в хорошем магазине, а моя кухарка покупает только в хороших магазинах. Ирина, ты слышала?
– Что?
– Гости хотят есть сосиски с тушеной капустой и… пивом, – добавил он.
Весь вечер и я, и Олег, и Ирина только и делали, что отвлекали Густава от выпивки и мрачных мыслей. Ему вдруг пришло в голову, что людям, похитившим наследие нибелунгов, непременно грозит опасность.
– Густав, я не понял, ты их жалеешь? – изумился Олег. – Они тебя обокрали, а ты слезы льешь не по своему добру, а по их непутевым жизням?
– Да. Я филантроп, – с трудом выговорил он, – и дурак! А все длинный мой язык, – сокрушался Густав.
– Это точно, – закусила губу Ирина. Заметив мой удивленный взгляд, она пояснила: – Перед кем он только не хвастался своими побрякушками. Другой бы на его месте отнес все эти вещи в банк или выставил в музее.
– А пропавшие сокровища были застрахованы?
– Застрахованы-то были, но вы же понимаете, какова истинная историческая ценность предметов. Да и картины недешево стоили.
– А взяли исключительно Поленова?
– Со слов Густава, это и были самые дорогие картины в его коллекции, – вздохнула Ирина. – Если не считать Ван Гога, конечно.
– А Левитан? Куинджи?
– Гм… Левитан – не Левитан, – откашлявшись и перейдя на шепот, сообщила мне Ирина. – Копия, но ее делал ученик Левитана.