Мы не платим за солнечный свет, потому что нам дает его природа. Но мы платим за освещение газом, салом, маслом, воском, потому что здесь нужно вознаградить человеческий труд; и, заметьте, вознаграждение до того соразмеряется с трудом, а не с пользой, что легко может случиться, что освещение, которое гораздо ярче другого, может быть, однако, дешевле. Необходимо лишь, чтобы то же количество человеческого труда производило этого освещения больше, нежели другого.
Если бы я платил водовозу, снабжающему мой дом водой, соразмерно безусловной пользе воды, то на это не хватило бы моего состояния. Но я плачу ему соразмерно труду, который он затрачивает. Если бы он потребовал большей платы, то его труд взяли бы на себя другие, и, наконец, в случае нужды, я сам. Предмет торговли составляет не вода, а труд, предпринимаемый для снабжения ею. Этот взгляд и следствия, которые я из него выведу, настолько важны для решения проблемы свободы международного обмена, что я считаю необходимым пояснить мою мысль другими примерами.
Количество питательных веществ, содержащихся в картофеле, не очень дорого, потому что его можно добыть много небольшим трудом. За пшеницу мы платим больше, потому что для ее добывания природа требует гораздо больше человеческого труда. Очевидно, что если бы природа одинаково содействовала произрастанию как пшеницы, так и картофеля, то цены стремились бы сравняться. Невозможно, чтобы производитель пшеницы получал постоянно гораздо больше прибыли, нежели производитель картофеля. Закон спроса и предложения этого не допустит.
Если бы каким-то чудом плодородие всех пахотных земель повысилось, то от этого явления выиграл бы не земледелец, а потребитель, потому что оно проявилось бы изобилием, дешевизной. Каждый гектолитр27 хлеба требовал бы меньших затрат труда, и земледелец мог бы обменять его только на продукт, требующий затраты такого же уменьшенного количества труда. Если бы, напротив, плодородие земли вдруг уменьшилось, то участие природы в производстве стало бы меньше, а участие труда – больше, и продукт бы подорожал. Следовательно, я был прав, говоря, что раньше или позже последствия всех экономических явлений распространяются среди потребителей, т.е. всего человечества. Тот, кто не прослеживает их действия до конца, кто останавливается на их непосредственных следствиях, простирающихся на одного лишь человека или на один класс людей в их ипостаси производителей, заслуживает называться экономистом не более, чем тот, кто, вместо исследования действия какого-нибудь лекарства на весь организм, ограничился бы для определения пользы этого лекарства наблюдением над действием его лишь на нёбо и глотку, заслуживает называться врачом.
Жаркие страны находятся в весьма благоприятных условиях