Цвет жизни. Василий Семенович Матушкин

в цехе, в горячем мартене. Это больше похоже на торжественный праздник, когда жгут ракеты под грохот музыки и бенгальские огни и когда фейерверки ослепляют глаза. Я вижу мастера Федорова, Алешкина, всех его подручных, инженера Савкина. Все они сквозь синие очка глядят на металл. Они довольны. Веселы. И мне кажется, что там, в ковше – не сталь, а тонны золота горят радужными огнями.

      Ковш, наполненный до краев, медленно поплыл по цеху к рядам изложниц, чтобы напоить их жидким стальным молоком.

      Печь заправили и сдали смене. Плавку закончили в семь с половиной часов. Мы идем с Алешкиным по цеху домой. Нам встречается разносчик заводской газеты «Красный Октябрь». Я беру листок. Жирным шрифтом во всю страницу аншлаг: «Гордость цеха, лучшие из лучших сталевары: Алешкин. Трубников, Ремизов, Мордвинов».

      – Слушай, – говорю я Алешкину и читаю на ходу: – «В период конкурса на лучшую хозрасчетную бригаду образцово показала себя бригада Алешкина с печи № 5. О ней говорят сами цифры. На протяжении всего конкурса бригада Алешкина шла на уровне перевыполнения плана: в мае – 149,7 процента, в июне – 137. Бригада Алешкина в период конкурса не дала ни одной тонны брака и сократила расход мазута. В результате в июне бригада дала экономии на 175 руб. 55 коп. Бригада Алешкина – лучшая в заводе».

      – Она будет лучшей в Советском Союзе, – гордо сказал Алешкин. – Но радоваться я буду, когда и все бригады будут такими.

      Я вижу по его лицу, что он говорит правду.

      – Да ведь и много ли осталось! Пусть каждая бригада покрепче спаяется, организует работу. Пусть они полюбят печь вот так, как любим ее мы. Кажись, жизнь бы отдал за нее. Пусть они печь и весь процесс плавки изучат, как свою ладошку. Вот и всё.

      За воротами я тепло пожал руку Алешкину, и мы расстались.

1934

      Тарас Квитко

      Повесть

      Глава первая

      Каменская улица, по которой идет Тарас с родителями, похожа на большой пересохший овраг. То в одну сторону повернет она, то в другую. Домишки, будто размытые, скособочились, того и гляди рухнут. На дороге по щиколотку песок. Дунет ветер, и пыль тучами несется по пустым, словно вымершим переулкам.

      Родители Тараса идут не торопясь, но он все-таки отстает от них. То заглядится в окно на клетку с щеглом, то задерет голову в глубокое-глубокое синее небо. И видит, как медленно, словно нехотя, ползут по синеве облака. Хочется Тарасу взять кругляш и лукнуть им в похожее на барашка облачко, как в скворечницу. «Не долетит, – тут же решает он. – А вот пуля из винтовки долетела бы…».

      Штаны и рубаха Тараса в заплатах. На непокрытой голове волосы кудрявые и черные, глаза поблескивают, как две дикие ягодки, омытые дождем.

      Временами облака закрывают горячее предавгустовское солнце, но затем оно снова калит песок, который до боли обжигает босые Тарасовы ноги.

      Скучно Тарасу, так скучно, что хоть обратно домой возвращайся. Но что дома делать? На стариков смотреть да казниться? Вот разве на Волгу бежать купаться. Но скрыться самовольно