– Чем могу помочь, Брайан? – спросила я как можно мягче, чтобы не смущать его.
С опущенными глазами он присел на стул напротив.
– Вы действительно уходите? – спросил Брайан, тревожно глядя на меня.
Впервые мне пришлось столкнуться лицом к лицу с эффектом, который производило мое увольнение, и это было просто невыносимо. Я кожей ощущала напряжение, повисшее между нами.
– Да, боюсь, что так.
Мгновение он молчал, пристально глядя в одну точку на ковре, прежде чем поднять на меня глаза. Я увидела в них слезы. Сердце мое разрывалось в груди.
Из упаковки на столе он вытащил бумажный платок и промокнул уголки глаз. Его голос дрожал.
– Но что же я буду без вас делать? Вы – единственная, кто понимает, через что я прохожу, а ведь мне так тяжело открываться людям!
Его страхи были вполне естественными, их испытывает множество людей, вынужденных сменить лечащего врача.
– Вы переводитесь куда-то неподалеку?
Я открыла рот, но не смогла произнести ни слова. Собиралась ответить отрицательно, но сам вопрос, который он задал, снова отбросил меня в сферу неизвестности. Я тяжело сглотнула и сделала вдох.
– Нет, вряд ли.
Брайан снова огорченно опустил глаза, а потом внезапно встал со стула.
Он протянул мне руку, как делал, наверное, сотни раз на рабочих совещаниях, скрывая за такой формальностью свое разочарование.
– Ну что ж, желаю всего наилучшего, доктор Браун.
Пожимая ему руку, я чувствовала, что в горле встал ком.
– Вы прекрасно себя зарекомендовали, и я высоко ценю все, что вы сделали для меня за эти годы, – продолжал он своим официальным, отрывистым тоном.
– Вашим будущим пациентам можно только позавидовать.
Я закусила губу, изо всех сил стараясь не заплакать. Призвав на помощь медицину, я велела мистеру Коллинзу придерживаться прежней дозы антидепрессантов, а через 3 месяца заново оценить свое состояние.
Я проводила его до двери, мы мгновение помолчали, сознавая, насколько оба расстроены.
– Все будет хорошо, – подбодрила я его.
Но стоило ему выйти за дверь, и я разрыдалась, не в силах больше сопротивляться переживаниям этого дня. Я понимала, что должна держаться, что жизнь врача – это непрерывный поток сложных ситуаций, эмоциональных пациентов, боли, страданий и смерти. Следовало быть сильной – я и была сильной, всегда, но сейчас просто не представляла, как проживу следующие несколько недель.
Зазвонил телефон. Я не хотела брать трубку, и уже решила не отвечать, но мне требовалось что-то – что угодно, – чтобы не провалиться в пропасть отчаяния.
– Это доктор Браун? – спросил голос на другом конце.
– А кто говорит?
– Это доктор Фил Берн. Я прочитал ваше письмо в «Пульсе».
В груди екнуло.
– Я ищу врачей