Природа чувств, вызванных этим созерцанием, была непонятна Марчелло, но привлекала его. Ему хотелось разобраться в ощущаемом, узнать его причину, но вместе с тем какаду находил эту неизведанность пленительной и очень приятной. Для какаду она была сравнима с ароматным плодом, запах которого дразнил его попробовать и в тоже время призывал не делать этого, чтобы, оставив рядом, наслаждаться духом его неразгаданного содержания.
В этом было что-то прекрасное, невидимое глазу, но прекрасное.
Тем временем, девушка в кафе закончила разговор с посетителями и, забрав поднос, пошла к двери. Уже входя в неё, она внезапно обернулась к площади и бросила взгляд туда, где за струями воды скрывался Тонино. Юноша отпрянул назад. Он отвернулся в сторону, закрыв глаза, словно бы это могло сделать его менее заметным, а когда понял, что смысла в этом действии не было, смущённо улыбнулся и, смеясь над собой, покачал головой. Девушка тогда уже ушла, и никто кроме Марчелло не смотрел на него.
Тут, пронзив собою воздух, издалека эхом донёсся бой уличных часов. Тонино, по- прежнему улыбаясь, мечтательно уставился вперёд, но, вспомнив о чем-то, неожиданно вскочил с места. Быстрыми шагами, не глядя в сторону кафе, он пересёк площадь, прошёл по тротуару и исчез за углом.
Попугай осмотрелся. Задержав взгляд на рассыпанных по уличной клумбе красных шариках понпонной маргаритки, он ненадолго задумался о них. А затем услышал звонкий смех и увидел там же, на скамье в тени высокого кустарника, троих женщин в годах, однако излучающих не обременённую возрастом лёгкость. Они весело щебетали друг с другом и в отличие от многих из тех, кто проходил мимо, никуда не торопились. Каждая была одета празднично, и у каждой в руке был крупный вафельный рожок, наполненный мороженым.
Одна из женщин ела мороженое трёх цветов: бледно-зелёного, желтого и розового, с вкраплением из дроблёного ореха и тёртого шоколада. В рожке второй были шарики цвета кофе с торчащей из них длинной палочкой бисквитного печенья. У третьей, подтаяв и стекая на рваные края вафли, красовались щедро нагромождённые комковатые куски белого сливочного мороженого и мараскиновая вишенка, наполовину в них утопленная.
Оно, последнее, хоть и не имело правильных форм и ярких цветов, показалось попугаю невероятно аппетитным. Его хохотушка- обладательница, не в силах остановить поток своего многословия, была слишком увлечена, чтобы успевать есть, и по той же причине не замечала, как июньское тепло плавило прохладную прелесть ванильного чуда в её руке. А Марчелло, в свою очередь, испытывал гневное и ревностное волнение, видя как густые белые капли мороженого наплывали на хрусткую вафлю и переливались через её край, стекая в оборачивающую рожок салфетку. Перетаптываясь, он двигался по жёрдочке из стороны в сторону, готовый выплеснуть своё негодование