– А я считаю, случайностей не бывает. Или, вернее, случайность – это Бог. Да-да, именно случай – это Бог, который действует инкогнито…
– А свобода воли?
– То, что вы называете свободой воли, – всего лишь притворство, иллюзия, в которую мы хотим верить, притворяясь, что решаем что-то в том, что от нас совершенно не зависит. Вам это никогда не приходило в голову? Есть те, кому жизнь всегда улыбается, и те, на кого постоянно сыплются удары судьбы.
Итан знал эту речь наизусть. Некоторые из его пациентов – в особенности те, кто был не способен признать своей вины в каком-нибудь трагическом происшествии, – рассуждали примерно так. Но какая тайная вина угнетает Кертиса Нэвилла?
Итан внимательно огляделся. Салон был полон всяких странных безделушек – статуэтка Девы Марии, фигурка ангела-хранителя, засушенные цветы, прикрепленные к сиденьям, карты «Марсельского таро»[12], там и сям затейливо прикрепленные скотчем и, казалось, связывающие между собой многочисленные детские рисунки, которые даже слегка закрывали окна. Все это напоминало убранство… мавзолея. В голове Итана все разом встало на свои места.
– Это ваш сын? – спросил он, указывая на снимок маленького мальчика в серебряной рамке, укрепленной на приборной доске.
– Да, это Джонни.
– Сколько ему лет?
– Шесть.
Итан не сразу задал следующий вопрос. А если он ошибается? А если…
– Он погиб, не правда ли?
Слова сами сорвались с языка.
– Да, – едва слышно признался шофер. – Два года назад во время летних каникул.
– И как это произошло?
Кертис ответил не сразу, в салоне воцарилась тишина, а он пристально смотрел на дорогу, словно не слышал вопроса. Потом неожиданно стал рассказывать о своей трагедии, с трудом, словно через силу, вытаскивая на свет обрывки горьких, глубоко похороненных в сердце воспоминаний.
– Был прекрасный день, – начал он, полузакрыв глаза. – Я делал в саду барбекю… Джонни плескался рядом в надувном бассейне, а его мать сидела на веранде и напевала песенку… На лужайке Зефир, наша собака, ирландская борзая, забавлялась со старым «Фрисби»… Она жила у нас уже три года… Это был большой пес, очень сильный, но добрый и преданный… Мы его выдрессировали как надо: несмотря на рост, он был совершенно безопасен, очень спокоен и даже лаял редко.
Итан сидел молча, внимательно слушая рассказ Кертиса, и следил за малейшим изменением его го лоса.
– …и вдруг без всякой причины… собака резко бросилась на Джонни, стала кусать его за грудь и за шею, потом схватила зубами за голову… – Кертис опять надолго замолчал, шмыгая носом и протирая невидящий глаз, а потом заговорил снова: – Я бросился оттаскивать его от сына голыми руками, но сразу понял, что уже слишком поздно: пес разорвал его на куски, как какой-то кусок говядины. Джонни умер, держа меня за руку, в вертолете по пути в больницу.
Тишина.
Казалось, облака перепрыгивают с одного здания на другое, отражаясь в зеркальных стеклах.
– После