Но ему на этот раз удалось вывести Алину из лабиринтита бульварщины, и где-то рядом уже хрипел Пегас Персея, и она верила, что голова Медузы не обратит ее в камень на дороге, по пути к Парнасу. А надо было признать, что дорога эта стала нехоженой, неезженой и заросла крапивой, лопухами и колючками да так, что и самому отважному не пробраться…
Поэзия снова вошла в сферу интересов ее любимого редактора и стала частью редакционной политики, как во времена серебряного века, какой чарующий и сладостный сон, как же не хочется просыпаться и возвращаться к пошлой и жуткой реальности. Но сон с четверга на пятницу, а если сбудется?
Правда, да конца света, до 21 мая всего один день, наверное, это слишком мало, хотя если есть еще хоть один денно, то не все потеряно…
Метались тени женщин и коней
Над пропастью серебряного века.
И ужас, проступавший все ясней,
Нам показал – эпоха вдруг померкла.
В истошном крике ворона – кошмар,
И ужас больше души не оставит,
И совесть снова жалит, как комар,
А миром только дикий хаос правит.
О, грации, о, музы, в этот час
Вы словно вечно загнанные кони,
И больше не останется для вас
Поэтов и художников, погоня
Вас к пропасти бросает, миражи
Там в городе несбывшихся иллюзий,
Лишь тени продолжают стойко жить.
Но где же ваши песни, где же люди.
И там, в тумане, мраке, у черты,
Где рушится прекрасная эпоха,
Лишь Дьявол усмехнется с высоты,
А в пустоте я вижу профиль Блока,
«Увижу я, как будет погибать, —
Он говорит так тихо, так печально,
И только в пустоте немой опять
Метались музы, уносили тайны.
Мир нем и слеп, ему не до стихов,
Поэзия осталась за чертою.
И пусть хранит надежда и любовь,
Век – каменный цветок, а нам не стоит
Мечтать о том, что чуду вопреки,
Появятся прекрасные поэты,
Когда Пегас над пропастью летит,
И гибнет на лету по всем приметам.
Нам проза остается в грозный час,
И погибает милая Отчизна.
И тайна ритма остается в нас,
Последний луч, там свадьба или тризна?
А все равно, и вдохновенья нет,
Я вижу гибель гордого Пегас,
И женщина – звезды сгоревшей свет,
Обрывки грез, иллюзии и фраза,
Которой не припомнить мне вовек,
Откуда это, кем-то написалось,
И только над пустыней белый снег
Парит и тает, и душа металась,
Как тени женщин дивных и коней,
В тумане грез, мне это лишь приснится.
Живут стихи в каком-то чудном сне,
В реальности не в силах воплотиться.
В истошном