– Что же вам беспокоиться, графиня, – ответил аббат, – будет время и завтра.
– Нет, – сказала графиня с улыбкой, исполненной доброты. – Помощь старикам нужно оказать как можно скорее, они ведь так бедны! Притом, признаться, я не заснула бы, если бы вы ушли без этих денег, следовательно, я из чистого эгоизма желаю отдать их вам именно сегодня.
Тотчас встав, она открыла свое бюро, вынула оттуда билет в пятьсот франков и отдала его аббату Карталю. Оба аббата ушли, проникнутые умилением. Услышав, как заперли дверь на улицу, графиня подбежала к окну и прислушалась. Стояла вечерняя тишина, и она смогла уловить несколько фраз, которыми обменялись священники.
– Какая небесная душа!
– Какая щедрая благотворительность!
– Какая набожность! Какая живая вера!
– Ах, это благородная и праведная женщина!
Они все дальше уходили от дома, поэтому и графиня не слышала ничего, кроме смутного говора.
– Хорошо! – прошептала она. – Вот пятьсот франков, очень выгодно помещенных.
Оба аббата с трудом узнали бы ее, когда она произносила эти слова: ее лицо вдруг совершенно преобразилось, и они напрасно пытались бы найти в нем хоть малейший след той кротости, которая всегда так глубоко трогала аббатов и набожных особ. Мари Будон в это время сидела в комнате Жака Бессона, исполняя свое трудное поручение. Он лежал, еще не вполне поправившись после оспы, обезобразившей его лицо. Это был человек лет тридцати пяти, среднего роста и крепкого телосложения, с лицом серьезным, холодно-решительным, с довольно правильными чертами, несмотря на следы оспы, от которой распухли его губы. Волосы и глаза у него были черные, взгляд прямой, спокойный и рассудительный. Его бледное, исхудалое лицо просияло, когда вошла горничная.
– Спасибо, Мари, что пришли, – сказал он. – Как любезно с вашей стороны навестить больного, не боясь заразиться самой. Как здоровье дам? – тотчас добавил он, но уже другим тоном.
Мари Будон села возле кровати и, глядя прямо ему в глаза, сказала:
– Дамы прислали меня узнать о вашем здоровье.
– О, как они добры! – воскликнул Жак. Его бледное лицо покраснело от удовольствия.
– Их доброта этим не ограничится, – продолжала служанка.
– Чего же более я могу желать? – спросил больной.
– Я вам скажу, хотя вы это знаете лучше меня.
– Вы?! – произнес Жак с ужасом.
– Да, я, Жак, – сказала она. – Я, потому что однажды, когда вы не знали, что я здесь, я слышала, как вы отвечали Арзаку, который вас спрашивал, о чем вы думаете: «Я думаю, что пас свиней в Шамбла, а скоро стану там хозяином».
– Вы слышали это? – пролепетал Жак дрожащим голосом.
– Не одна я слышала это, – заметила Мари Будон