Вымогатель, – хоть и без стажа, – женского внимания.
Но его донжуанство было, можно сказать, управляемым.
Тем более, что новые знакомства он заводил с удивительной легкостью и естественностью.
Каменев был другой.
Того больше тянуло на политическую фразеологию.
Поэтому именно от него можно было услышать словосочетания, недоступные другим.
Например, в рассуждении о царизме он употребил:
– Уступки государя напоминают мрачный оптимизм гробовщика, что на его веку безработице не бывать. Потому что смерть – это главная форма управления обществом.
В естественный период адаптации друг к другу, Ленин заметил, что ситуация не правится так, как надо, потому решил поговорить с друзьями-соперниками по отдельности.
– Ну что я здесь могу сказать, – начал Зиновьев о Каменеве, – он – динамичное звено. Придает всему, чем занимается, особый, почти без сбоев, ход.
– А слово «почти» можно расшифровать? – хитро, сугубо по-ленински, прищурился Ильич.
– Он искусственно создает культурное отторжение свойства от понятия.
Ленин хлопнул Зиновьева по колену, поскольку они сидели, выставившись друг перед другом.
– А если это вывести за скобки? – настойчиво продолжил свою вопросительную серию Ильич.
– Я бы сказал так, – заключил Зиновьев, – если вы меня не обвините в тавтологии: он надежен своей безнадежностью.
Каменев же, как-то незаметно даже для Ленина, свел разговор к частности на общее, например, сказав:
– Качество политического класса зависит не от количества тех, кто его, собственно, представляет, а от искоренения двойственности познания.
Потом, мало видеть факты, надо вывести их на широкий горизонт.
Причем, без ссылки на прошлое.
Ленину стыдно было признаться, что многие фразы Каменева он с удовольствием использовал бы в своих работах.
А Григорий продолжал:
– Некоторая горечь, конечно, портит вкус предощущения будущего.
И этой горечью является неверие некоторых политиков в то, что революция – удел неизбежности.
Так у Ленина разговор с Каменевым о Зиновьеве не получился.
И может, к лучшему.
Ведь одно было несомненным.
Они оба были «ушиблены» идеей нового переустройства мира. Как опытный охотник, знающий не только повадки тех, кого выслеживает, но и стараясь сам не стать дичью, Ленин постоянно и зорко следил за теми, кто – или по чьей-то рекомендации, или сугубо стихийно примыкал к его судьбе, и становился, в зависимости от способностей и преданности тем, кем считал нужным именно он.
В ту пору Швейцария была наводнена не только вольнодумцами и революционерами, но и простыми отщепенцами, толком не знающими, куда приложить свою не очень мудрую голову.
У Зиновьева не было разбору в знакомствах.
Каменев же, напротив, был в этом деле разборчив и даже скуп.
И вдруг, как им показалось обоим, они вошли в то же Женевское озеро в одном и том же месте, хотя стояли на противоположных берегах.
И таким «озером» стала Розалия