– О, это мой фирменный. Даже названия не имеет. Предупреждаю – рецепт не даю никому. Захотите еще – милости прошу ко мне… Ну что ж, Нина Васильевна, допивайте да пойдем в кабинет. Там вы мне все-все расскажете.
– Подождите, а как же… как же ваши гости?
– Ничего, Нина Васильевна, не беспокойтесь. Я же говорил – это не гости. Это друзья.
…Нина твердо знала, что дело, которым они занимаются многие бесконечные часы, должно спасти не только ее, но и всех остальных, всю ту общность, полноправным членом которой она ощущала себя в каждый миг. Должно быть, так же думали и чувствовали окружающие, и работали молча, сосредоточенно, экономно тратя силы, но не жалея их. Спину ломило, кисти рук – большие, грубые – не гнулись от холода, перехватывая дужки тяжелых ведер, набранных, словно бочки, из клепок и стянутых металлическими обручами.
Она стояла в цепочке вполоборота и, поворачиваясь всем туловищем, различала справа и слева женские фигуры. Прямо перед ней смутно просматривалась такая же цепочка, но из мужчин – бородатых, непривычно страшного вида, в длинных рубахах навыпуск, с непокрытыми головами. Они передавали справа налево полные ведра. По ее цепочке ведра шли обратно – слева направо – уже пустые, без воды, но все равно неимоверно тяжелые.
Три факела, укрепленные в той стороне, куда подавалась вода, чадно горели; в их скупом, пляшущем свете можно было разглядеть чуть в стороне неподвижную группу мужчин. Нина почти видела – или убедила себя в этом? – что все они в островерхих шлемах, в широких, накинутых на плечи плащах, с мечами и щитами…
Ветра не было. Падал крупными хлопьями снег. Он смерзался на ресницах, но ведра шли и шли бесконечной чередой, и нельзя было прерваться на миг, чтобы отереть лицо. Не то чтобы получше рассмотреть ту странную группу.
У ближнего факела полные ведра поднимали на подмостки, оттуда они на веревках уходили вверх, в темноту. И на веревках же возвращались, уже пустые. За подмостками угадывалась мощная, сложенная из громадных бревен стена… Не туда ли, на верх стены, подавались все новые и новые порции обжигающе-холодной, парящей светлым дымком на морозе, черной, студеной воды?..
– Есть сны, которые я бы не хотела рассказывать.
– Я некоторым образом врач, Нина Васильевна.
– Ну и что? Я говорю с вами как с врачом.
– Мне можно сказать все.
– Ах, нет, не то! Совсем не то, что вы думаете… Вы извините, Павел Филиппович, но зато я не врач. Мне просто, понимаете, очень неприятно их вспоминать. Противно до тошноты.
– Тогда ладно, оставим их пока в покое.
– Да-да!.. Может быть, когда-нибудь потом.
– Спокойнее, Нина Васильевна. Спокойнее. Рассказывайте то, что считаете возможным.
– Хорошо… Итак, есть сны непонятные. То есть они почти все непонятные, но есть такие, которые я даже для себя описать не берусь… Понимаете, весь сон – какое-то смутное ощущение. Иногда сильнее, иногда слабее. Ни действий, ни… как бы сказать… иллюстраций,