Мыслей от этого не прибавилось.
Через полчаса он вернулся в квартиру.
Труп уже увезли в морг, следователь заканчивал писать протокол осмотра места происшествия, а Авилов, присев на корточки, уныло рылся в книгах и журналах, уложенных в стопки у стены. Пустое занятие, но чем черт не шутит. Был в жизни Нечаева случай, когда убийство было раскрыто по торопливой записи на обложке одной из книг, что имелись в доме. А всего в том доме – страшно сказать! – было три книги.
– Заканчиваем? – спросил Нечаев.
Следователь глянул на него и еще торопливее принялся заполнять фирменный бланк с зеленой полоской, означавшей принадлежность к прокуратуре.
– Что-нибудь нашел? – спросил Нечаев оперуполномоченного. Тот, не поднимая головы, отрицательно мотнул головой.
– Будем работать, – со вздохом заключил Нечаев и повернулся к следователю. – Результаты поквартирного обхода мы вам сообщим рапортом. Но, вкратце говоря, никто ничего не видел, подозреваемых нет, и вообще… – он неопределенно пошевелил пальцами и грустно закончил: – Глухарь не глухарь, а где-то рядышком.
Он присел на корточки рядом с Авиловым, взял в руки верхний журнал, который назывался просто и вместе с тем загадочно – «Вопросы гистологии», невнимательно перелистал его и спросил:
– Примус где?
– Он в соседний подъезд пошел, – сказал Авилов. – Там еще одна семья с дачи приехала.
– А сколько у нас еще неохваченных? – спросил Нечаев и бросил журнал в общую кучу.
Авилов развернул листок.
– Шесть квартир в крайнем подъезде, – посчитал он, – четыре в среднем. И здесь в двух квартирах никого не было. Значит, осталось еще двенадцать квартир.
Нет, особого результата от опроса жильцов этих квартир ждать не стоило. Уж если соседи ничего путного сказать не могли, то в других подъездах этого самого Медника, наверное, и в лицо не знали. Такова уж нынешняя жизнь в городе – утром люди бегут на работу, к ночи с нее возвращаются, а выходные дни вкалывают на даче или обживают семейный диван. Общаться с соседями некогда. В таких условиях и липатовский Анискин затосковал бы. Нет информации, а если ее нет, то и преступление раскрывать намного тяжелее. Особенно если потерпевший сказать ничего уже не может.
В том, что преступник сам явится явку с повинной писать, Нечаев крепко сомневался. Нет, по сути произошедшее смахивало на элементарную бытовуху. Встретились, поспорили, может, даже научные споры вели. Не сошлись во взглядах. Ну оппонент и привел последний веский довод. А хрен ее знает, как они научные споры решают!
– Квартиры сегодня добейте, – сказал он Примусу. – Не нравится мне эта мокруха. Вы не смотрите, что начальство вокруг не суетится, мнится мне, что до них просто еще не дошло. А когда дойдет, они сразу ведь крайних найдут, и гадать не стоит, кто этими крайними