Со зрением, кстати, все было славно:
Я видел, как плакала Ярославна.
Ну да, на стене, крепостной, кирпичной,
К которой половцы подступить боялись,
Которая музыкой жгла скрипичной,
Над чем стрельцы потом посмеялись,
В которой злобы больше, чем крови —
Я о России, а не о Молдове.
Гласные как, погляди, зияют,
Длится как вечности пантомима,
Звезды-то как в небесах сияют,
Жизнь-то, гляди, как проходит мимо.
Никогда ведь не знаешь, играя в салки,
Где там щуки, а где русалки.
Стансы-3
Все они здесь лежат – под звездой иль
под крестом,
Те, кто пытался вечность узнать головой
И подняться к бабочками прямо к небу.
А кладбищенской земляники здесь точно нет —
Есть лишь шалфей, которого тоже нету.
Все они здесь лежат
И от испуга дрожат.
Все они здесь лежат – бабка Фекла
и баба Шура,
Одна учила меня мудрости земляной.
Нежности к травкам, другая —
нежности к людям.
А вот Николай Добрыднев —
он мне однажды сказал:
«Какой там шалфей – ты что,
остаться здесь хочешь?»
Все они здесь лежат —
Жизнь мою сторожат.
Все они здесь лежат, не похожие на мертвецов
И на живых не похожие. Господи,
как это страшно —
Видеть маму, проросшую тихой-тихой травой,
И отца, забывшего в дупле старой груши
Полную рюмку сырой самогонки —
я ее нашел
Через двенадцать лет – почему не раньше?
Все они здесь лежат,
Пестуя лягушат.
Все они здесь лежат – вот Ольга, моя сестра
Двоюродная – она с улыбкой
Тыкала носом меня: гляди, мол,
как солнце плачет,
А я возражал: гляди, как безумствует луна.
Откуда мне было знать про ее болезнь,
Сжигающую не только тело, но и душу?
Все они здесь лежат —
Уж как в небесах решат!
Все они здесь лежат – мертвые иль живые —
Вот он отец мой, который мне говорил:
«Если что-то делаешь, делай всегда хорошо —
Плохо сделают и без тебя, ты понял?»
Понял, отец, – прости, что начал любить
Тебя лишь после того, как ты ушел.
Все они здесь лежат —
Черепами вечность крошат.
Все они здесь лежат – помню,
как