Николай попытался подняться с земли, но силы были на пределе. Он так и не сумел разглядеть лицо «Хирурга» – вместо него все время возникало какое-то размазанное темное пятно, и вновь в ушах зазвенело, земля стала уходить куда-то влево вверх. Последнее, что видел он перед собою, до того как вновь оказался в забытье – лежащего рядом со столом на полу офицера с шевроном таджикской милиции на рукаве.
К Большакову стало возвращаться сознание. Он почувствовал, что кто-то сунул ему под нос нашатырный спирт… Когда вновь открыл глаза, «Хирург», судя по его грубому голосу был где-то у входа, недалеко за спиной.
Младший брат Андрей – с разбитым лицом и выбитым прикладом правым глазом сидел весь в крови здесь у стены. Но он был еще живой, в болевом шоке, и в сознании.
– Так вот, капитан Большаков, – буквально гремел в ушах голос полевого командира, – сегодня ты лишишься своего брата. Потом будут умирать твои друзья, знакомые. А потом, последним, слышишь, я убью тебя. Медленно, мучительно… За мой испорченный бизнес, но главное – за отца… Никогда не прощу…Куда ты дел его талисман, тот самый бухарский пчак?
Николай попытался встать, но вновь не смог, почувствовав в груди острую боль. Он еще раз посмотрел на смертельно раненного брата. На какое-то мгновение их взгляды пересеклись. В глазах младшенького Андрея вовсе не было паники. Он мысленно прощался…
Два гулких коротких выстрела буквально прибили тело брата к стене. И Николай почувствовал скорее, чем увидел, как быстро вышла жизнь из его тела.
– Нам не продать труп этого барана, – Большаков услышал, как это буднично констатировал «Хирург», пнув носком сапога в осевший труп Андрея. – Бросьте этого русского – собакам!..
А этого, – боевик, видимо, показал на Николая, – на операционный стол. Вытащим немного его внутренностей, почку заберем, глазик. Короче – разберем этот пока еще живой «конструктор», немного. Пусть потом походит инвалидом. Пусть хотя бы одним глазом посмотрит на своих умирающих друзей.
Николай почувствовал, как два здоровенных моджахеда взяли его за руки и поволокли по грязному кровавому полу к выходу. В другую свободную операционную, во вторую палатку.
– Хорошо, что по-русски понимаешь, – прохрипел Николай и кровь от простреленного легкого запузырилась у него на губах. – Знай, я тебя хоть инвалидом, хоть мертвым, но тебя, сволочь, из под земли достану. И за брата и за друзей – жестоко отомщу…
И вдруг у всех присутствующих в ушах ухнуло, земля ушла из-под ног, раздался оглушительный грохот, и палатку сорвало в сторону. Николай почувствовал, как его ударила в спину противная теплая хлесткая взрывная волна и, выбросив на улицу, засыпала песком. Он лежал в траве, на склоне оврага.
Николай Большаков попытался отползти, но начал терять сознание. Все задернула черная пелена. Он лежал на кромке огромной воронки,