– А он действительно ловкий малый. Нужно представить его к награде…
– Позвольте, я еще не закончил, господин министр. Прокурор республики взял кольцо, стал рассматривать его и, наконец, опустил в свой карман со словами: «Мы обстоятельно все изучим позже». Его вмешательство нас несколько раздосадовало. Быть может, он был прав, предоставляя судебному следствию выяснить это обстоятельство, но попытка сохранить в тайне обнаруженные улики ему не удалась: наш агент, продолжая исследовать страшную находку, снял с нее лохмотья ткани. Теперь уже невозможно было скрыть то, что он обнаружил: между кистью и локтем красовалась голубая татуировка – пылающее сердце, обрамленное словами «Hans und Minna», а под ними виднелось «Immer» – «навсегда». «Господа, – произнес прокурор республики, поправляя пенсне, – я требую абсолютной секретности. Любое сообщение о происходящем может вызвать серьезные последствия. Дело принимает совершенно неожиданный оборот: весьма вероятно, что тут произошло преступление».
– Ах, черт возьми! – воскликнул министр. – Вот так история! Не следует ли предупредить президента Совета?
– Господин министр, секретарь префекта полиции уже сделал это: не дожидаясь конца осмотра места происшествия, он отправился на площадь Буво.
– Теперь самое главное – не позволить прессе болтать всякий вздор.
– Мы уже приняли необходимые меры. Было решено послать во все газеты сообщения о происшедшем несчастном случае: генерал Тремон был большим чудаком, занимался химическими исследованиями для промышленности и стал жертвой собственной неосторожности.
– Бедный Тремон! Такой серьезный ученый!.. Разумеется, благо государства для нас превыше всего. А все-таки тяжело так чернить старого товарища…
– Господин министр, – с улыбкой прервал начальника Вально, – дальше будут и другие сюрпризы, которые, не сомневаюсь, смягчат вашу печаль.
– Что вы хотите этим сказать? – спросил министр, нахмурившись.
– Я изложу факты, которые удалось установить…
– Ближе к делу, полковник, и ничего не скрывайте.
– Итак, только секретарь префекта собрался сообщить официальную версию многочисленным репортерам, теснившимся у виллы, и уведомить о происшествии министра внутренних дел, как со стороны деревни послышался странный шум. И через ряды оцепления пробился какой-то мужчина с непокрытой головой и с искаженным от отчаяния лицом. Он подбежал к нам с душераздирающим криком: «О, бедный мой хозяин! О боже, боже! Что стало с домом! Мой добрый генерал!» Он остановился, опустился на груду камней и горько заплакал. Мы молчали, смущенные его поведением. «Кто вы, милейший?» – спросил прокурор республики. Бедняга поднял голову, отер рукой слезы и повернулся к нам. «Я лакей генерала, сударь, я служил у него