– Не раньше, однако, чем повидаюсь с Женевьевой… – не замедлил сказать молодой человек.
– Разумеется. Ты переночуешь дома и уедешь с утренним поездом. Твои мать и дядя будут очень рады провести с тобой несколько часов, – проговорил Барадье-старший.
– А отец? – спросил с улыбкой Марсель.
– И отец, конечно. Я поднимусь с тобой к матери. А ты, Граф, останешься в конторе?
– Да, пока не подпишу всех бумаг… Потом схожу домой и вернусь к обеду.
Отец и сын поднялись в квартиру. В передней они, к своему удивлению, увидели выездного лакея.
– У матушки кто-то есть, – заметил Барадье-младший. – Странно… Сегодня она не принимает.
Миновав коридор, они вошли в маленькую гостиную мадам Барадье. Та сидела у окна и выглядела чем-то озабоченной.
– Как, ты тут? – спросил супруг. – Я думал, что у тебя гости.
– Гостья приехала не ко мне, – последовал ответ.
– То есть как? Стало быть, к мадемуазель Тремон? – удивился банкир.
– Да, к ней, – смутившись, ответила мадам Барадье.
– Но что с тобой? – спросил банкир. – В чем дело?
– Видишь ли, эта особа – подруга Женевьевы… Она приехала, чтобы выразить ей свои соболезнования… Приехала одна, в сопровождении лакея, поскольку отец ее не может к нам явиться…
– Так это? – начал Барадье.
Жена не дала ему договорить:
– Да, друг мой, это мадемуазель Лихтенбах.
Наступило молчание. Марсель подошел к матери и обнял ее, продолжая смотреть на отца, который, встав у камина, пытался прояснить смысл этого нежданного визита.
– Какова она, эта гостья? – спросил Марсель.
– Признаюсь, я ее не рассмотрела. Когда доложили о ее приходе, я немного растерялась. Мне показалось, что она высокого роста и недурна собой… В особенности поразил ее голос – чистый, мелодичный.
– И давно она тут? – продолжил расспросы молодой Барадье. – И сестра моя присутствует при этом свидании?
– С полчаса, полагаю. Она не могла удалиться: это было бы бестактно.
Не слушая сына, Барадье задумался.
– Что ей нужно? Зачем Лихтенбах прислал ее? – пробормотал он.
– Чего вы встревожились? Матушка смертельно бледна, а ты красен как рак. И все это из-за того, что девушка пришла утешить свою подругу по пансиону!
Барадье бросил на сына косой взгляд и раздраженно воскликнул:
– Ты дурак! Ты ничего не понимаешь.
В эту минуту дверь отворилась, и на пороге появилась Амели.
– Матушка, мадемуазель Лихтенбах желала бы проститься с тобой.
Как только дверь захлопнулась, банкир опустился на стул, который только что освободила его жена, и стал прислушиваться к смутно доносившимся голосам. Мадемуазель Лихтенбах, собственно, нельзя было назвать красивой