– О, я знаю, – сказал Браш.
– Значит, вы помолвлены? – спросил Блоджетт.
– Я... я практически помолвлен. Видите ли... на самом деле я не знаю, помолвлен я или нет.
– А она... она симпатичная девушка?
– Этого я тоже не знаю, во всяком случае, наверняка. – Браш бросил взгляд на Блоджетта. – Лучше не стоит об этом говорить, – сказал он. – Это часть той большой ошибки, которую я совершил. Вы сказали, чтобы сегодня вечером я не касался таких тем.
– Я теперь все что угодно выдержу, – сказала миссис Маккой. – После теории большой бедности я выдержу что угодно. Вчерашнее утро совсем другое дело. Я не могла терпеть это на пустой желудок, вот и все. Рассказывайте, что с вами стряслось.
Браш снова взглянул на Блоджетта.
– Конечно, – сказал Блоджетт. – Валяй.
– Это весьма интимная история, чтобы рассказывать ее людям... с которыми знаком недолго. Но я очень нуждаюсь в совете. И прежде чем начать, я должен объяснить, как я вообще отношусь к женщинам.
– Минутку, приятель, – сказал Блоджетт, откусывая кончик сигары. – Ты уверена, что выдержишь, сестра?
– Я уже сказала, что все выдержу.
Браш удивленно вскинул брови.
– Ничего особенно трудного вам выдерживать не придется. Я просто хочу, чтобы вы знали, что до того случая я везде искал себе жену. Действительно везде. Почти ни о чем другом я тогда и думать не мог. Мне двадцать три года... вообще-то вчера, когда мы познакомились, был как раз мой день рождения.
– Очень хорошо, – сказал Блоджетт, – поздравляем.
– Большое спасибо... и мне бы уже давно пора было обзавестись семьей...
– Понимаю.
– ... и создать американский дом.
– Что?
Браш доверчиво наклонился вперед.
– Вы знаете, что я считаю самой прекрасной вещью на свете? Это когда мужчина – американец, конечно – садится за воскресный обед в окружении жены и шестерых детей. Понимаете, что я имею в виду?
– Шестерых?
– Да, и чем больше, тем лучше... Вот чего я больше всего хотел, поэтому и искал везде себе жену. И порой даже думал, что нашел ее. К примеру, однажды я пел в церкви... я вам еще, кажется, не говорил, что у меня очень хороший голос, тенор...
– Нет.
– Так вот, говорю. Поэтому, когда я приезжаю в город, где мне предстоит провести воскресенье, я иду к священнику и предлагаю ему свои услуги на время воскресной службы. Пение в церкви воодушевляет. И однажды, когда я пел, среди паствы заметил девушку, показавшуюся мне верхом совершенства. Я пел «Утерянное согласие» и, когда дошел до той части, где требуется петь forte[2], можете представить, сколько сил я вложил в это. После службы ко мне подходили прихожане и наперебой приглашали к себе на обед. Так всегда бывает. Подошел и отец этой девушки и тоже пригласил меня. Весь обед я просидел рядом с ней, думая, что прекраснее девушки в жизни своей не встречал, хотя она за все время почти ни одного слова не проронила.