– Сидеть отдельно, господин разведчик, – значит, не знать, что творится в службах, не знать, что удалось выяснить другим и что там очередное на нас надвигается. И без таких оперативных знаний вам всем станет очень тяжело работать. Вы выпадете из корзины. За что потом получите по ушам от ваших же людей: почему не знали? Почему состав не подготовили? А собирать совещания каждый день – дикость и гемор, учитывая предстоящий объем работ. Все поняли меня?
Задумчивое молчание, но поняли, чувствую.
– Давай, Серега, тащи свою булку и перебирайся к нам прямо сейчас. Своим скажи, что срочное совещание, потом разъяснишь. Никуда они не денутся, еще наобщаетесь. И вообще учти: ты им отныне официальный начальник – запросто можешь и на смерть повести, так что легкой необременительной дружбы не получится.
При моих словах «можешь и на смерть повести» начальники как-то призадумались. А ведь действительно все изменилось. Пропало Государство и его мощнейшее защитное поле, сбылась мечта анархиста, теперь все в наших руках… Невесело это, как выясняется, не радует. Но тут к нам подошли две работницы кухни, принесли положенное: на больших медных подносах стояли глиняные тарелки с супом, половинки длинных булок, жестяные коробочки паштета, горстка конфеток.
– Ваши уверения в обычности меню, как мне кажется, не совсем состоятельны, – не упустила случая женщина-хирург.
– Меню у всех одинаковое, просто форма подачи разная, – парировал за меня выпад главный инженер. – Детям, кстати, тоже носят каши-малаши.
– Да не, все нормально, мадам доктор. Начальству нет времени стоять в очередях, – поддержал его Гонта.
– Начинается… Спасибо, господин военный,