– Жаль машины. И так каждая на счету.
– Ночью садились на луч. Может быть, молодняк пилоты?
– Может быть, – согласился я.
Дороги пересекали многочисленные лощинки. Грузовик подпрыгивал, нас трясло. Виднелось плато Сапун-горы, вправо от нее синели скалы Балаклавы.
Низко над морем шли два морских разведчика, одномоторные воздушные черепахи с толкающим винтом и неуклюжими поплавками.
Теперь уже было видно море, на нем – точки сторожевых судов – охрана внешнего рейда. Сверкающее море лежало перед нами по всему горизонту до Балаклавских высот.
Глава вторая. Первая встреча с отчаянным капитаном
Дульник, сидевший с правого борта, перешел ко мне, на левый. Я знал характер своего приятеля: ему не терпелось поделиться со мной какой-то новостью.
– Что узнал, Дульник?
Дульник прикоснулся рукой к курчавому затылку, хитро поглядел на меня черными глазами.
– Узнал кое-что в Севастополе, Лагунов, – сказал он.
– Именно?
– Видал, как меня остановил морячок береговой обороны?
– Видал…
– Мой приятель еще по Одессе. Ланжеронцы мы…
Мне показалось, что за этим вступлением начнется обычный восторженный рассказ Дульника об Одессе. Я попросил быть ближе к делу.
– Организуются парашютно-десантные части для Одессы, – сказал Дульник.
– Где?
– Недалеко, на Херсонесе. Приятель указал мне «позывные».
– Кто организует? Флот?
– Конечно.
– Кто именно из флотского начальства?
– Некто майор Балабан.
– Балабан? – переспросил я.
– Балабан, – повторил Дульник, – ты разве с ним знаком?
– Если только это тот Балабан, – сказал я, – отчаянный капитан. Морской пограничник.
– Он! – обрадованно воскликнул Дульник. – Абсолютно точно, отчаянный капитан.
– Неужели тот самый отчаянный капитан?
– Совпадение исключено, – сказал Дульник, – тот самый. Где ты с ним познакомился?
– Я с ним незнаком.
– Незнаком? – Дульник округлил свои птичьи глаза. – Не представлен, что ли?
– Я его даже не видел. Я только слыхал о нем.
– Кто не слыхал про отчаянного капитана! Я помню, на Ланжероне…
Я снова перебил Дульника:
– В детстве имя отчаянного капитана произносилось нами, как имя жюльверновского капитана Гаттераса, – сказал я. – Капитан Балабан задержал в море фелюгу контрабандистов и передал ее рыбацкой артели, где работал мой отец. Фелюгу официально переименовали в «Капитанскую дочку», но мы называли ее «Мусульманкой». Так было романтичней.
– Слабое, конечно, знакомство, но использовать можно на худой конец. Не знаю я, каков майор Балабан, но, надеюсь, мы сумеем тронуть его сердце подобными воспоминаниями. Струны сердца!
– Не забывай разницу