Цурумия сроду не слыхал ни про какого князя Паацудварру и вообще не слишком интересовался пандейским дворянством, к каковому, говорят, в этой провинции причисляет себя каждый второй житель. На данный момент выпивка волновала его гораздо больше, огни кабаре манили, и потому он без рассуждений двинулся дальше, увлекая за собой Тоху. Тот хоть и бубнил что-то о достославной битве помянутого князя с конфедератами при полях Страстоцветных, был далеко не столь против посидеть за кружкой пива, как это хотел показать.
Кабаре было из разряда старых и почтенных, хотя и открылось за пару лет до войны. Дело в том, что при императоре Нютце был принят указ о том, чтоб увеселительные заведения в Столице носили благозвучные и не оскорбляющие общественную нравственность названия – «Приятный отдых», «Приличное поведение» и так далее. С тех пор, когда очередной «Приятный отдых» ветшал, прогорал или сгорал в буквальном смысле слова, в городе сразу же открывалось новое заведение с таким же названием. А вот «Приличному поведению» не столь повезло – его в начале войны закрыли. Вроде владельцем оказался фекелешский шпион. Впрочем, коекто утверждал, что тут постаралась полиция нравов, ибо поведение там царило уж слишком неприличное.
Графа Цурумию в «Приятном отдыхе» знали, и для него тут же нашелся свободный столик, а на нем без промедлений возникли кувшин темного охлажденного и к нему блюдо жареных охотничьих колбасок.
Когда выпили разгонную за знакомство, можно было бросить взгляд и на эстраду. Там только что пара танцоров сплясала нечто страстно-макабрическое, и на сцене появился певец. Судя по костюму в стиле «бандитский шик», это был исполнитель уголовных романсов. Данный жанр, в прошлом веке зародившийся и бытовавший исключительно в городских низах, незадолго до войны вошел в моду и процветал на эстраде, несмотря на все цензурные рогатки. Приличные люди не считали более для себя зазорным слушать воровские и хулиганские песни, артисты – исполнять их, и даже критики ругались на сей счет умеренно. Певец завел надрывно хриплым голосом:
Я мальчик лихой, меня знает окраина.
Пустые понтярщики зырят, дрожа.
Эй, фраер, не прячь, что в карманах утаено,
А то моего ты узнаешь ножа.
Когда на бульварах я шляюсь походкою,
Все шмары за мною бегут косяком,
Барыги выносят стопарики с водкою,
Легавый салют отдает козырьком!
Далее в коротких, но прочувствованный строках, сообщалось, как герой песни залез в некий дом, чтоб его ограбить, старуха-хозяйка подняла крик и была зарезана, после чего герой опознал в ней родную мамашу, которую давно не видел. После чего его поймали и отдали под суд. А в прокуроре несчастный опознал папашу, который бросил их с мамашей без средств к существованию.
И я зарыдал, как ребенок, отчаянно,
Пусть я хулиган, душегубец и вор.
Злодейства свои сотворил я нечаянно,
Во всем виноват негодяй прокурор!
Открывшееся