– Прикажете известить королеву? – негромко сказал де Люинь, наклонившись к Людовику.
– Королеву? – Карие глаза юноши словно еще потемнели.
– Вашу супругу, – поспешно уточнил де Люинь.
– А, да… После. Где Витри?
– Я здесь, ваше величество!
– Замените охрану королевы-матери вашими людьми. Велите разрушить мост, ведущий из ее апартаментов в сад на берегу реки. И передайте моему брату Гастону и сестрам, что я запрещаю им, впредь до новых распоряжений, видеться с нашей матерью.
Шел двенадцатый час, новость уже распространилась по всему дворцу: на утро была объявлена королевская охота, и почти весь двор был налицо. Юная королева Анна Австрийская, ровесница своего мужа, не покидала своих покоев, не зная, что ей делать. Спросить совета было не у кого, даже поговорить по душам – и то не с кем. Весть о перевороте ей принесла камеристка-испанка, муж которой был камердинером короля. Что несет ей эта перемена? Неужели она теперь станет настоящей монархиней, способной влиять на судьбы мира и выполнить миссию, которой облек ее отец, провожая на чужбину? Неужели пришел конец владычеству свекрови? Анна бросилась к столу и принялась писать письмо отцу, испанскому королю, чувствуя, что лишь с ним может поделиться переполнявшими ее чувствами.
А в покоях Марии Медичи уже собрались ее подруги – герцогиня де Гиз, принцесса де Конти и статс-дама госпожа де Гершвиль. В передней понуро сидели советники Манго и Барбен.
– Я царствовала семь лет, а теперь жду только венца небесного! – прошептала Мария по-итальянски. Она опустилась на колени перед распятием, но молитва на ум не шла. Снова принялась быстрыми шагами ходить по комнате, нервно хлопая в ладоши. Зрелище, которое являла собой растрепанная, полуодетая королева-мать, мечущаяся из угла в угол, было до того тягостным, что нарушить молчание не решался никто.
В двери робко заглянул дворецкий. Кашлянул в кулак, потоптался на месте, но, видя, что его не замечают, решился:
– Ваше величество, а как же мне сообщить о случившемся госпоже Леоноре? Вдове, так сказать…
– Что, у меня, по-вашему, других забот нет? – как тигрица, набросилась на него Мария. – Не можете ей сказать, так спойте! И вообще, не говорите мне больше об этих людях! Им уже давно было пора убраться в Италию!..
Дворецкий поспешно удалился.
– Ну где же этот Бресье? – ломала руки королева.
В двери снова постучали, и в них протиснулся Бресье – паж королевы-матери. Он так и остался стоять у порога, уставив глаза в пол.
– Ну что, что, говори! – прикрикнула на него Мария. – Что сказал король?
– То же, что и в те два раза, – пролепетал Бресье. – Что сейчас ему недосуг, а примет он вас, когда будет время. А еще сказал, – продолжал паж упавшим голосом, – что если вы меня снова к нему пришлете, то он отправит меня в такое место, откуда я выйду, только когда ему будет угодно…
– О