…Авторитет Азефа в глазах охранки подскочил до верхнего предела. Замыслы Азефа действительно были гениальные. Великий агент приступил к осуществлению задуманного.
Тяжелая наследственность
Семейная война
Во «Всеобщей компании электричества» Азеф быстро завоевал авторитет. Он был толковым и энергичным работником, его голову распирали неожиданные и смелые идеи, которые шли на пользу дела. Жалованье выросло до ста семидесяти пяти рублей.
В среду 18 февраля девятисотого года Азеф сел в международный вагон на Брест-Литовском вокзале и отправился в Германию. Это была служебная командировка.
На обратном пути завернул в Могилев. Тут, в доме своих родителей, ждала Люба. Она еще более прибавила в весе, лицо стало круглее, а ростом словно сделалась еще ниже, бедра раздались – в глазах Азефа, женщине это только добавило очарования. Люба приехала сюда из Швейцарии.
Азеф, возвышавшийся горой над Любой, нежно расцеловал ее и вопросительно огляделся:
– Где мой Леня, прелестный ребенок, похожий на свою очаровательную маму? Я соскучился о нем…
Люба, как о каком-то пустяке, заметила:
– Это же не слыхано – путешествовать с малышом! Я его пока оставила друзьям, у них шале под Лозанной.
– Надо было взять няньку… – начал было Азеф.
Люба его резко оборвала:
– Что с этого было бы, Евно? Няньки – это буржуазная отрыжка, эксплуатация трудящихся.
– Но как можно бросить малыша у чужих людей? – продолжал возмущаться Азеф.
Люба, видимо, решила сразу показать, кто в семье главный. Она подбоченилась и снизу вверх взглянула в лицо мужа:
– Евно, я дам вам адрес, вы можете хоть сегодня отправляться за Леней и воспитывать его сами. Как дважды два.
– Но у меня служба! – задохнулся от возмущения Азеф.
– Правильно, вот вы и командуйте в своей электрической компании, а Леню я буду воспитывать сама. И попрошу вас, Евно, впредь в женские дела не лезть. Лучше дайте денег.
На другое утро супруги Азеф сели на поезд до Москвы, и колеса бодро стучали на стыках – открывалась новая страница жизни.
Беспорядок в голове, беспорядок в квартире
Все люди – плоды наследственности и привычек.
Отец Любы имел хорошие деньги, но был отчаянным скрягой, дрожал над каждой копейкой, словно собирался жить Мафусаилов век. Домашним выдавались гроши, одевались они немногим лучше, чем бродяги. Большой дом Григория Ефимовича Менкина представлял печальное зрелище: он всегда был неубранным, немытым, неуютным. Носильные вещи, грязные тарелки с остатками еды находились где придется.
Так что Люба с детства не имела привычки к порядку. Ей по нраву был неприхотливый студенческий быт. Более того, скудность этого быта считалась как бы необходимостью для всякого, кто называл себя революционером.
Оказавшись