Правда, приглашения приехать для встречи Николаевский от Аксельрода не получил, но, по мнению одного из историков меньшевизма, письмо Николаевского стало для Аксельрода глотком свежего воздуха. «Оно было необычно мажорно и вселяло надежду, что новое, молодое поколение партийцев способно вывести российскую социал-демократию из тупиков, в которые ее завело отступление перед напором и нахрапистостью большевизма, почти уверившего мир, что творит социалистическую революцию»[240]. С этого письма тем не менее началось заочное сотрудничество Николаевского с Аксельродом, увенчавшееся серьезными научными публикациями[241].
Во второй половине февраля 1922 г. Николаевский обосновался в Берлине, избрав в качестве своей резиденции сравнительно новый, построенный в основном в конце XIX – начале XX в. зеленый и неплохо благоустроенный район Фриденау, где он снял небольшую комнату у семейства Штайнмюллер. В одном из писем из Берлина в Нью-Йорк, 25 февраля, сообщалось: «На днях сюда прибыли Николаевский, Дан и его жена Лидия Осиповна»[242]. Так Борис Иванович оказался в Германии, в то время, по словам писателя Романа Гуля, «нищей, аккуратно-обтрепанной, полуголодной»[243].
Вместе с A.A. Юговым в сентябре 1922 г. Николаевский был включен в состав Заграничной делегации РСДРП (меньшевиков)[244], стал постоянным автором «Социалистического вестника», превращенного с октября 1922 г. из органа Заграничной делегации в центральный орган меньшевистской партии. Вскоре Николаевский, обладавший журналистской хваткой, мастерски владевший пером, стал членом редколлегии журнала (в последние годы существования «Социалистического вестника» Николаевский фактически был его главным редактором).
Борис Иванович участвовал в не очень лицеприятной переписке Загранделегации меньшевиков с внутренним (оставшимся в России) ЦК меньшевистской партии. Получилось, что за границей оказались наиболее видные партийные руководители, претендовавшие на право определять политический курс оставшегося в Советской России второго партийного эшелона, испытывавшего на себе тяжесть репрессий властей. Не случайно Г.Д. Кучин (Оранский), в прошлом боевой армейский офицер, стоявший на правом фланге меньшевизма, в октябре 1922 г. упрекал в своем письме Загранделегацию в «самодовольстве» и в том, что задача «сохранить резервы партии» является признаком распада[245].
Конечно, с точки зрения тех, кто в Советской России