Вот я – не я – уже шестнадцатилетняя, три часа пути из Подольска, иду самым дальним, кружным путем к родному дому. Потому что бабушки больше нет – сегодня похороны. Майский ласковый, почти летний день. И конец учебы. На мне школьная форма. Иду почему-то одна. Видимо, родители уехали много раньше. Мне непонятно, немыслимо… Скоро мне станет плохо, когда увижу исхудавшее до неузнаваемости, ярко раскрашенное, совершенно незнакомое лицо бабушки. Один остов. Это не она… Обморочное состояние. Мне казалось, я умираю сама. На кладбище меня не возьмут. Но пока я этого не знаю, просто иду навстречу солнцу.
Вот бабушка, звонко чмокающая меня в обе щеки. И ласково щиплющая за их пухлые бугорки. Вот она удивляется, возмущается, негодует, любопытствует: «Батюшки святы!» Вот она читает детскую считалочку, трогая меня поочередно за щеки, лоб и носик. «Стенка, стенка, потолок, две ступеньки, дзыыыынь-звонок!» Весь уют их дома. Журналы «Работница», «Роман-газета» и «Мурзилка», «Вечерка» на диване. На завтрак ароматные сытные «Останкинские» пельмени. Ягоды, индийский чай, тот, что «со слоном». Непременный детский фильм «Кортик». «Бронзовая птица». Потом целый день улица. Сорванные кислющие вишни. Удобное кресло для долгого чтения. Индейцы, приключения, романтика и загадочные острова. Тихий, скучный вечер с программой «Время». Дедушка, играющий со мной в ладушки. Честно. А я хитрила…
Раньше была дорожка наискось. Напротив окна в кухне. Теперь тоже можно пройти, но стоит гараж-ракушка. Мы этой дорожкой уходили с отцом. Всегда оборачивались, потому что знали: бабушка с дедушкой у окна машут нам вслед.
Уходя, обернулась. В окне никого не было. Только букет чужих белых гортензий. Тут живут незнакомцы. Квартиру дети «законной жены» давно продали, купили себе жилье в Москве.
В этот день я была одновременно в двух мирах. Вот я – не я – восьмилетняя, иду рядом с отцом, быстро иду, едва поспеваю. Потому что надо попасть на электричку. Успеем на эту – пересядем на Савеловской удачно на следующую, уже до Подольска.
Иду мимо палисадников у двухэтажных домов на Октябрьской. Здесь почти ничего не изменилось: те же цветы, тот же тихий уют почти частного жилья. Ярко-розовые флоксы, резкие, броские георгины, скромная дикая высокая мальва и «золотые шары». Дворы – как шкатулки у бабушки. Толстая, огромная береза. Наверняка помнит меня маленькую. Потрогала ее вздыбленную шершавую кору. И даже забор железный тот же. Ржавый, с темно-коричневыми прутьями, перекрещенными ромбами. Шла и вела рукой по нему. Пальцы больно прыгали. Пересечь Первомайскую, самую длинную улицу города. Как гигантская