И вышел. Князь подошел и потрогал мой лоб. Я не выдержала и распахнула глаза.
– Разбудил? – спросил он.
Я отрицательно помотала головой. А потом решила честно признаться.
– Я все слышала.
Мой муж какое-то время помолчал, а потом сказал:
– Тем лучше, не нужно дважды пересказывать. И сразу могу сказать, ты будешь много спать, это необходимо для скорейшего восстановления. А теперь пей это.
И опять мне ложку подсовывает. Пришлось пить. И спать.
Так потянулись бесконечные серые дни. Единственным развлечение было слушать, как Даника читает мне вслух. А потом князь положил мне под бок Лахаара. Отощавшего едва не до скелета, плешивого, тяжело дышащего, но живого.
– Зрение ему спасти не удалось, – тихо повинился князь.
Я заплакала. Батюшка никогда бы и не подумал спасать бессловесную животину, а тут не только выходили, но еще извиняются, что калекой остался. Только ведь это пустяки, главное, что жив, а с остальным справимся.
– Спасибо, – прошептала я, аккуратно подтягивая поближе обессиленное тельце и осторожно гладя.
– Он на обезболивающих, так что не бойся. Будете теперь вместе поправляться.
И вышел. Я улыбнулась. Мой муж все же удивительный человек. Кажется, довериться ему будет самым верным поступком в моей жизни. Самым важным.
***
Зрение, как и было обещано, возвращалось. Я начала видеть вполне четко, хотя глаза быстро уставали. А вот запахи хорошо если вполсилы чувствовала. Лахаару повезло куда меньше. Ослепший, бедолага с трудом пока ориентировался даже в моей спальне, все время на что-то натыкаясь. Прыгать он не мог тем паче. Так что время от времени мне приходилось нагибаться через край и втягивать его к себе на постель.
Когда Даника вбежала в мои покои, бледная едва не до синевы, я занималась расчетами с Лахааром под боком. Две седмицы, отпущенные Велимиром, скоро истекали, а мне не хотелось разочаровывать наставника, всегда меня хвалившего за усердие и прилежание. И сколько бы он ни заходил проведать меня, никогда ни словом, ни делом не упрекал и о задании не напоминал. Я подняла голову удивленная поведением своей помощницы.
– Нашли, кто повариху надоумил, – начала рассказывать Даника. – Это Марианна оказалась. Зависть и обида толкнули ее на это. Полагала, что ты, княгиня, отняла все, что ее по праву было. Поварихе денег посулила и наврала, что от снадобья тебе просто плохо будет, чтобы впредь наука была, чтобы не вмешивалась куда не следует. Та, глупая, ей поверила, и все, как Марианна сказала, сделала.
– Разве она не понимала, что ее равно поймают? – удивилась я.
– Так она бежать собиралась. Ее уже на выходе из замка поймали. Марианна тоже понимала, что ее подручную поймать могут, а потому ее иголкой, смазанной медленным ядом, уколола. От того дознание так медленно шло. Сначала надо было сделать так, чтобы она не умерла до того, как все расскажет. И за свое легковерие и жадность князь приказал вздернуть ее на виселице и оставить висеть неделю, в назидание остальной челяди. Чтобы знали, что бывает за предательство. А сейчас суд над Марианной был. И не