Шампанское шипело в бокалах, а худо-бедно приодевшиеся Ньеман с Иваной держались неестественно прямо. Платье лейтенанта могло сойти за вечернее, затяжек на колготках не было (уже спасибо!). Ньеман выбрал пиджак с галстуком, но кобуру с пистолетом сорок пятого калибра не снял. Его одежда выглядела много лучше наряда Иваны, а вот лицо было мятое, он урвал для сна всего два часа. Ньеман, грозный шеф криминальной полиции, резкий и непредсказуемый, превратился в пятидесятивосьмилетнего легавого, который при любом удобном случае задремывает и с трудом нагибается, чтобы завязать шнурки.
Пиджак стеснял движения, галстук душил, бокал лежал в ладони, как маленькая живая птица, а произносил он совершеннейшие банальности.
– Вы прекрасно говорите по-французски. Где вы учили наш язык?
– Прочтите мою биографию, майор, – ответила графиня. – Я много времени провела в Париже. В Сорбонне.
– Я бы скорее вообразил вас в одной из Высших национальных школ.
– Сорбонна – лучшая среди высших. Я изучала там философию и французскую литературу.
Ньеман кивнул, поморщился – воротник больно натирал шею – и пояснил свою мысль:
– Я имел в виду… одну из Высших коммерческих школ.
– Коммерции нельзя научиться! – Улыбка Лауры напомнила полицейскому опасно тонкий край бокала. – У Гейерсбергов она в крови.
– Вы уже вернулись к работе?
– Я и не прерывалась.
Выглядела Лаура феерически: черное платье облегало тело на манер зентая кукловода[20], открывая очень бледную спину и сияющие плечи, усыпанные родинками.
Ньеману захотелось произнести тост за знать и ее умение сбивать собеседников с толку. Юрген фон Гейерсберг мертв, убит, а его сестра с блеском играет роль радушной хозяйки, наряженная, как Малефисента.
Комиссар нашел взглядом Ивану. Она рассматривала мебель, пытаясь держаться независимо и свободно, но больше всего напоминала налогового инспектора, приценивающегося к имуществу должника.
– Кляйнерт донес до вас новость? – как бы между прочим поинтересовалась Лаура. – Убийца моего брата арестован.
– Кто вам это сказал?
– «Ни один лист не опадает в этой стране без моего ведома».
– Рискуете цитировать генерала Пиночета?
– Хочу утвердить вас в сложившемся на мой счет мнении. – Графиня насмешливо улыбнулась.
– Каком именно?
– Вы наверняка считаете всех богачей мерзавцами, а всех немцев – фашизоидами, потому и находите меня неотразимой.
Ньеман рассмеялся – без всякой натуги.
– Вы верите, что Томас Краус – убийца?
– Ни на секунду! Он давний враг семьи, но не убийца.
– И тем не менее этот человек признался.
– Его признания гроша ломаного не стоят!
– Согласен. Но зачем он оговаривает себя?
– Краус