Отчасти эта система помогла нашей стране выжить после войны: поставленные на поток роды подхватывал ясельно-детсадовский конвейер – и матери получали возможность быстро восстановиться после рождения ребенка и вернуться к труду, пока мужчины сражались за родину. Хотя после войны жизнь постепенно наладилась и необходимость в такой жесткой системе отпала, но родильные дома (а долгое время – и детские ясли с раннего возраста) сохранились.
С тех самых пор началось эмоциональное разделение, разобщение матери и младенца. Две системы, медицинская и образовательная, приходят на помощь женщине, освобождая ее, вынужденную тяжело и много работать, от самой почетной и главной обязанности – материнской. На плакатах того периода самый популярный и считавшийся уважаемым образ женщины – это изображение румяной колхозницы с тугим снопом наперевес. Сияющая, полнокровная, плодоносная, эта Мадонна советского периода нежно прижимает к груди не младенца, а колосья пшеницы, а туго спеленутый младенец страдает в яслях, пока мать на работе…
Передаваемая из поколения в поколение, эта эстафета депривации приводит к тому, что население постепенно привыкает поручать ответственность за свое здоровье, за жизнь потомства и за его образование – государству, уверившись в собственной некомпетентности в этих вопросах.
Диагноз: «беременность» и «роды»
Я уверена: акушер и гинеколог – это разные люди, поскольку они имеют дело с принципиально разными состояниями женщин! И каждый врач-гинеколог, завидев на пороге своего кабинета беременную, должен радостно потирать руки и говорить со вздохом облегчения: «Ну вот, наконец-то я вижу перед собой здоровую женщину!»
Впрочем, если всю беременность мама будет заражаться бациллой страха в душных коридорах женских консультаций (а потом еще и выслушивать пугающие прогнозы своего «лечащего врача»), то шансов на роды без боли у нее не останется (особенно если беременность первая). Тибетские монахи считают, что с самого момента зачатия у женщины две души, и именно в силу этого она так ранима и впечатлительна.
Доктора, которые за триста лет успели проникнуть в акушерство и навести в нем свои порядки, расценивают его едва ли не как раздел хирургической гинекологии. Иногда, по инерции, они принимаются лечить беременность так, словно она является болезнью сама по себе[5].
Семь лет в медицинском институте отважный будущий медик учится быть помощником пациенту в избавлении от болезни,