Мертвая тишина повисла в зале.
И Моральт вопросил второй раз и рассказал, где и как будет проходить поединок, если он все-таки найдет согласного. Он-то знал, что не найдет, он просто играл с ними, как кот с мышками, он был действительно огромен и страшен, как большой пушистый сибирский котяра среди мышей, и действительно уже четверым снес ранее головы, и те четверо, быть может, надеялись на чудо, а быть может, просто не хотели жить после таких оскорблений.
Сегодня Моральт ждал новой жертвы, но втайне надеялся на капитуляцию и всеобщий позор. Второй вариант явно привлекал его больше. Возможно, немолодой уже вассал ирландского короля устал рубить головы благородным рыцарям Корнуолла, но скорее всего ему просто нравилось быть самым сильным, признанно сильным, и куражиться, куражиться так из года в год. Однако ритуал требовал задать вопрос в третий раз, и он задал его, задал особенно ядовито и гадко:
– Выходит, доблестные бароны Корнуолла, себя вы любите сильнее, чем своих детей? Тогда бросайте жребий, кому из вас расставаться с сыновьями и дочерьми. Вы готовы? Я правильно понял: этот славный с виду край населен одними лишь рабами?
И вот тогда в голове Тристана застучало вдруг на почти забытом языке: «Мы – не рабы, рабы – не мы». Азбука свободы. Да, да, еще вчера он почти ни слова не помнил по-русски. Да и зачем? Этот язык был здесь мертвым. Но теперь удивительные звукосочетания, всплывшие из немыслимых глубин памяти, разбудили его совесть, его достоинство, его скрытую силу. Азбука свободы.
Тристан вскинул глаза на Моральта и узнал его.
Да, да, вот этот самый бородатый громила однажды уже называл его рабом и заставлял целовать сапоги, правда, на плече у него был «стингер», а вокруг стояли другие моджахеды с автоматами и в камуфляжке, и шансов тогда не было никаких, но он не признал себя рабом, даже тогда не признал, и его долго били ногами. А спасло… спасло чудо.
Зала поплыла перед глазами Тристана, и он понял: снова настала пора доказывать, что он не раб, и это важнее всего на свете, а умирать легко – он знает, только не хочет он и не будет умирать. Победить нельзя, смешно еще раз надеяться на чудо, но драться надо. Просто надо драться – и все. Почему же другие не понимают этого?
Тристан сделал два шага вперед, припал на одно колено и обратился к Марку:
– О мой король, если только ты позволишь мне, я готов защитить честь нашей земли и свободу этих юношей и девушек!
Король молча склонил голову.
Невероятной силы вздох прокатился по зале, словно зевнул левиафан, поднявшийся из морской пучины. И сколько же недоумения, восторга и облегчения (главное – облегчения) прозвучало в этом нестройном гуле. Кого он больше ненавидел тогда – Моральта или корнуолльских баронов? Он не смог бы ответить. Но вот собой в тот миг Тристан