И это кристально ясное соображение подсказывает ему, что он огреб лет восемь. Ограбление ювелирки со взломом. Да нет, скорее двенадцать.
Разгромленная витрина заклеивается крест-накрест лентой, и первый полицейский остается при ней. А второй сажает его в машину, открывает окна, воротит нос и везет в отделение.
Там с него снимают показания. Пил на судне с русскими моряками, ничего не помню. Какое судно? Проверяют, сходится. Полицейские добреют и даже начинают его жалеть: что же вы, говорят, такой молодой и бросились пить с русскими моряками.
Катают пальчики. Отпечатки на булыжнике сходятся, на осколках стекла сходятся. А где вы, интересуются, этот камень взяли? Черт его знает, откуда он взялся.
Но в карманах у него пусто – ни денег, ни драгоценностей. А хозяин магазина уже прорыл носом витрину – ничего не пропало, слава те Господи! И значит, налицо не ограбление, а только хулиганство, максимум – умысел: почему вы разбили именно ювелирную витрину? Но умысел еще доказать надо.
И заметьте: ночь простояла раздрызганная витрина с драгоценностями, и никто каким-то образом ничего не взял!
Нашего конвоируют в душ и советуют простирнуть костюмчик. Он льет на голову холодную воду, смывает с одежды следы ночлега, покаянно заводит руки за спину и спрашивает, куда идти.
– А где вы живете?
– Я указал в протоколе адрес. – Повторяет.
– Вот туда и идите.
– Как?..
– А как вы туда обычно ездите? На электричке. У вас же проездная карточка сохранилась, не потеряна.
Наш пытается уразуметь. Его что, не сажают, что ли?.. Нет, сажать можно только после приговора суда. Но он же совершил преступление… разбил витрину. – Вот суд и оценит. – А… пока? А пока вы подписали обязательство о невыезде. И, кстати, позвоните жене, она же волнуется, телефон у двери, у вас осталось право на один бесплатный звонок.
– А когда являться на суд?
– Вам прийдет открытка с точным временем.
И совершенно обалделый от своего счастья и этого гуманизма поэт катится домой, и если бы не трещала голова после русской водки, то впору парить на крыльях и петь датский гимн.
Месяц он парит и поет, второй парит и поет, на третий эта неопределенность начинает выматывать нервы: хочется приземлиться и спокойно молчать; определенности хочется.
И вот приходит приглашение на казнь. Жена собирает ему две сменки белья, теплый свитер, зубную щетку и сигареты. Он пишет поэму на манер «Баллады Редингтонской тюрьмы». И несколько знакомых из русской общины, которых он угощал водкой и стихами, сопровождают его в суд: и поддержать, и развлечься, и пожить общественной жизнью.
На выходе из ворот они встречают почтальона. И почтальон вручает ему конверт из Департамента иммиграции: ваше ходатайство рассмотрено и удовлетворено, вы получаете постоянный вид на жительство и вноситесь в очереди на муниципальную квартиру