я так люблю тебя, Аська
где ты была раньше, где пропадала?
а если бы я не пошел тебя искать?
Юлька, из-за занавески: Ася, у тебя есть психологический словарь?
Я: У Таньки есть, заходи.
Баев: Ты что, она перепугается насмерть. Она такого и в страшном сне не видала, тем более в женской комнате.
Юлька: Ладно, обойдусь, там все равно ничего путного нет, одни тавтологии – психика это психика, душа это душа. А Бурлачук есть? Мне нужен тест семейных отношений. Впрочем, откуда тебе знать, вы же этого не проходили.
(Сдавленное хихиканье. А ты не смейся, вырастешь – пройдешь.)
Из последних сил защищаться
от того, что скоро накроет с головой
сердце как бомба, того и гляди рванет
и ничего не остается, только смотреть, обнимать
гладить кончиками пальцев воротник его рубашки
белой в мелкую полоску
стремительная весна наступает и лучше сдаться
все равно не выстоишь
солнце и барабанная дробь по жестяному подоконнику
отсюда, с четырнадцатого этажа, рукой подать до неба
оно синее, и я тебя люблю
завтра отключают лифты, я видел объявление
неплохая зарядка для лежебок
будем бегать на время, по секундомеру
ставить личные рекорды, и знаешь что –
собирайся на улицу
пока не кончился день, надо многое успеть
промочить ноги, застудить уши
поваляться в последнем снегу
найти наши следы, от которых завтра
ничего не останется.
Нельзя быть эгоистами, пора подумать об окружающих. Мы уйдем, Юлька получит свой словарь и этого, на Б. Ей очень надо протестировать кого-то на предмет семейных отношений, а мы мешаем. Он не нарисуется, пока мы не свалим, потому что в этой комнате все квантовано, в каждой ячейке по парочке, а граждане с одинаковыми спинами пожалте на выход. (Здорово я сказал про спины, да?)
Ну и весна, все с ума посходили. Что ты со мной сделала, Аська, как тебе это удалось! Звонил домой, мама говорит – у тебя голос какой-то странный, не узнала, богатым будешь. Едва не рассказал правду, но сдержался. Не хочу по телефону. Съездим к ним – сами все поймут.
Я: Погоди, Данька, не надо правду, успеется. И ноги промочить тоже. Побудем тут, еще чуть-чуть…
Юлька (дружелюбно): Ребята, я включу радио, не возражаете? «Европу-плюс»?
Баев (еще дружелюбнее): Да пожалуйста, плюс или минус, отнять или прибавить, нам все равно, такая у нас арифметика. Мы неделимое бесконечномерное целое, от которого сколько хочешь режь, не убудет. Ни морд, ни лап, с какой стороны ни зайди, хоть справа налево, хоть наоборот.
Юлька (оглохшая на оба уха, в ушах капли, вата, обидно быть простуженной в такую погоду, определения в тетрадочку выписывать): Чего? какое целое? я включаю, скажете, если мешать будет.
В другой день мы бы размазали эту «Европу-плюс» по карте мира, стерли бы ее с лица земли за те мегагерцы попсы, которые изливались на нас из окрестных радиоприемников; как будто других станций не существовало;