Леон (или Йегуда Лейб) Пинскер (1821-1891) придал новый толчок националистическому движению своим трактатом Autoemanzipation («Самоэпансипация», 1882), написанным на волне первых погромов. Пинскер пытался доказать, что либерализация и прогресс общества не устранят антисемитизм. Эмансипация евреев, которая дается им как милость, не способна привести к подлинному равенству. Евреи как нация, не обладающая собственной территорией, так и останутся казусом: ни полностью независимы, ни полностью интегрированы. После этой публикации Пинскеру предложили примкнуть к «Ховевей Цийон». Он согласился, хотя и не считал, что его мечту можно реализовать только в Палестине.
Одной из ключевых фигур в «Ховевей Цийон» был человек, который писал под псевдонимом Ахад Га-ам («Один из народа»). Настоящее его имя – Ашер Гинзберг (1858-1927). Он внес долговечный вклад в еврейское националистическое движение, став видным сторонником «культурного» сионизма: критикуя попытки возродить еврейскую нацию, не возродив сначала ее культуру, он подчеркивал необходимость этической составляющей в возрождении (включая чуткость к нуждам многочисленных арабов, живущих в Палестине). Для Ахад Га-ама Сион был не заменой диаспоры, а ее культурным и этическим обогащением. Он отвергал традиционную еврейскую религию как архаику, но опирался на ее историческое и нравственное наследие.
Основателем политического сионизма – того самого движения, которое столь резко критиковал Ахад Га-ам, – не без оснований считают австрийского журналиста Теодора Герцля (1860-1904). Если Пинскером двигал шок от первых погромов, то Герцля потрясло дело французского офицера, капитана Альфреда Дрейфуса, ложно обвиненного в государственной измене (1895 г.). Это событие заставило Герцля усомниться в самом проекте эмансипации. По горячим следам он написал документ, которому было суждено стать основой политического сионизма. Назывался он Der Judenstaat («Еврейское государство»).[17] Основные его идеи Герцль подытожил в английской газете Jewish Chronicle. Он, в частности, писал:
Мы – Единый Народ. Мы честно пытались повсюду влиться в социальную жизнь окружающих сообществ и хранить веру наших отцов. Нам этого не разрешали... Мы – Единый Народ: как это часто бывает в истории, наши враги сделали нас едиными. Беды сплачивают нас, а оказавшись сплоченными, мы неожиданно обнаруживаем нашу силу. Да, мы достаточно сильны, чтобы сформировать государство, причем образцовое государство.[18]
С точки зрения Герцля, в эпоху национализма, проблема еврейской идентичности и проблема антисемитизма требуют радикального политического решения:
Пусть нам дадут суверенитет