О Нине Антоновне Ольшевской Ахматова говорила: «я люблю Ниночку как родную дочь». После первого ареста Мандельштама в квартиру арестованного, по свидетельству Ахматовой, «женщин приходило много». Среди них «ясноокая, стройная и необыкновенно спокойная Нина Ольшевская». Когда О. Мандельштама отправляли в ссылку, в Чердынь, то, по свидетельству Ахматовой, «Нина Ольшевская и я пошли собирать деньги на отъезд»[30].
А впоследствии Нина Антоновна была первой из москвичей, кто ринулся к Ахматовой после катастрофы 1946 года: утром появилось в газетах «Постановление», вечером Н. Ольшевская выехала в Ленинград.
Отмечаю: на страницах «Второй книги» ни о ком с таким упоением, с таким удовольствием, взахлеб не сплетничает Надежда Яковлевна, как о людях, наиболее близких Анне Андреевне. В особенности о тех из них, кто имел неосторожность приближаться иногда и к остальным членам «тройственного союза»: к О. Мандельштаму и к Надежде Яковлевне. Их свидетельства она стремится заранее отвести.
«Если что-нибудь запишет Эмма Герштейн, – сделано, например, предупреждение во «Второй книге», – она исказит все до неузнаваемости… Ахматова смертно боялась потенциальных мемуаров Эммы и заранее всячески ее ублажала» (509) [461].
Надежда Яковлевна почему-то «смертно боится потенциальных мемуаров» Герштейн, но не ублажает ее, подобно предусмотрительной и лицемерной Анне Ахматовой, а, напротив, во «Второй книге» (в отличие от первой) поносит. Э. Г. Герштейн познакомилась с Анной Андреевной в доме у Мандельштама, подружилась с Осипом Эмильевичем и с Надеждой Яковлевной, подружилась так крепко, что сразу после первого ареста Мандельштама (1934), по свидетельству тех же мемуаров Ахматовой (да и первой книги Н. Мандельштам!), пришла на квартиру арестованного после его увода – и вообще весьма с близкого расстояния наблюдала то, что Надежда Яковлевна, говоря о Мандельштаме и Ахматовой, теперь именует «наш общий жизненный путь». Не это ли и побудило Надежду Яковлевну принять заблаговременные меры? Ей необходимо в спешном порядке опорочить показания ближайших свидетелей, прежде чем они успеют открыть рот. Мемуары Э. Герштейн еще не написаны. Ну как же опытной сплетнице не сообщить миру, будто у Э. Герштейн есть «дар все путать». Э. Г. Герштейн, по многолетней близости своей к Ахматовой, по дружбе своей с О. Э. и Н. Я. Мандельштамами, тоже способна написать воспоминания и высказаться, в частности о том, в какой мере пути Анны Андреевны и Надежды Яковлевны совпадали. Э. Г. Герштейн – историк литературы; одно из главных свойств ее профессиональных работ – точность. Именно ввиду безупречной точности материала, преподносимого Э. Герштейн в ее книге «Судьба Лермонтова»