– И последнее, Тильда! – взволнованно проговорила принцесса. – Ее Величество не видела тебя столько лет. Постарайся произвести на нее хорошее впечатление. И, пожалуйста, не забудь все то, о чем я тебе говорила.
– Постараюсь, мамочка.
Они вошли под высокие своды вестибюля, выдержанного в готическом стиле, и медленно двинулись по длинным коридорам, теряющимся в полумраке. Но Тильда все же успела разглядеть богатую резьбу, украшавшую карнизы и рамы бесчисленных картин. Наверняка над всем этим великолепием трудился сам Гринлинг Гиббонс. Едва ли Тильда смогла бы толком объяснить, почему искусство знаменитого резчика всегда так волновало ее. Листья деревьев, плоды, рыбы, дичь – все на первый взгляд хаотично и разбросано в живописном беспорядке, но одновременно подчинено строгой симметрии некоего высшего замысла. Стоило Тильде лишь взглянуть на эти великолепные композиции, и она буквально чувствовала, как в душе волнами поднимается какое-то странное томление, словно в предвкушении чуда.
Впрочем, созерцание прекрасного всегда приводило Тильду именно в такое состояние: она замирала в немом восторге и забывала о времени.
Их процессия, возглавляемая мажордомом, который шествовал впереди с торжественно важным и непроницаемым выражением лица, проследовала далее. От Тильды не ускользнуло, что мать заметно нерв-ничает. Это было видно хотя бы по тому, как глубоко принцесса втянула губы и плотно сжала их – привычка, которая безошибочно указывала на то, что она волнуется. А еще мама беспрестанно теребила руками то шарф, то ридикюль, то воланы на платье.
«Мамочка, возьми себя в руки! – хотелось сказать Тильде. – Неужели ты думаешь, что королева тебя съест?»
Но она знала, что подобное замечание только усилит нервозность матери, а куда уж больше?
Однако странно, подумала она, что королева Виктория принимает их в Виндзорском замке. Долгие годы после смерти любимого мужа, принца-консорта Альберта, она категорически отказывалась покидать свою резиденцию в Озборне, предпочитая коротать там время в полном одиночестве. Но политические события последнего времени, в том числе и усилившаяся напряженность в отношениях с Россией, вынудили вдовствующую королеву нарушить уединение. Более того, все придворные и государственные мужи в один голос твердили, что в королеву Викторию словно заново вдохнули жизнь. Она снова стала деятельной и очень активной. Все эти люди никак не могли понять, что именно накал и острота политической борьбы, требовавшей постоянного участия королевы в оценке событий, в их предвидении и обобщении происходящего, и стали чем-то вроде тонизирующего средства, которое вернуло королеву к жизни.
Да, ей было немного жаль расставаться с уже ставшей привычной ролью одинокой и безутешной вдовы, «бедняжки», как называли ее за глаза придворные, но с прежним бездействием было покончено. Королева Виктория перебралась